Всяческие истории, или черт знает что - [13]

Но вскоре рыцарь фон Лютерн осознал, что сдержать противника невозможно; он уклонился от сражения, а вместе с ним и другие — все, кроме Курта. Он вложил в эту поножовщину всю душу, и всем своим могучим телом определял ход поединка. Сражающиеся двигались вокруг него с опаской, потому как не привыкли во время подобных стычек биться в полную силу, тем более, что поживиться было нечем, вот и щадили коней, снаряжение и тело. Наконец, одного брата одолела скука, он подобрался к Курту, отразил удар его меча прочной своей палицей и обрушил ее на его шлем, да так, что тот треснул, ремни лопнули, голова у Курта упала, члены ослабли, и он без сознания рухнул с лошади.

Бой был окончен, самые разгоряченные оставили погоню и возвращались назад, к воякам поспокойнее, что давно уже приладились к бочкам, приходили в себя и старались не проронить ни капли. Вскоре перешли к рассказам о былых подвигах, и так вышло, что хоть ночь и началась с жутких событий, утро выдалось развеселое. Вот только спасенного вина осталось немного, что наводит на мысль, что бочки в ту пору были не такие уж и вместительные, как сегодня. Когда, наконец, задумались о возвращении и пошли за лошадьми, наткнулись и на Курта. Поскольку доспехи на нем были справные, их решили от него избавить, но заметили, что в нем еще теплится жизнь. Вокруг собрался народ и начал гадать, как же с ним поступить. Наконец, подошел тяжеловесный, пожилой господин, который на поле боя, возможно, был и не в первых рядах, но у бочки всегда оказывался первым, да и сейчас не хотел от нее отходить; немалого труда ему стоило устоять на ногах и разглядеть того, на кого он пришел взглянуть. Однако едва он узнал его, как сказал, что эту добычу он, пожалуй, возьмет себе, у него, мол, есть к нему свои счеты. Возражений не возникло, он отдал своим людям приказ, они оттащили Курта в сторону и исчезли с ним в рассветном тумане.

Это был старик фон Оенц, он узнал Курта и решил выручить. Душа у него была добрая, парень как-то скрасил его полдень беседой, а потому и полюбился ему; он был его соседом, отца он тоже знал, а потому не хотел, чтобы с молодцом что-нибудь приключилось. Всякого рода разбой был в то время не редкость, но уже тогда принято было находить козлов отпущения, а то и просто хватали кого-нибудь, и доля его была незавидна: он становился примером для прочих, которым хотели внушить страх; обращались так, в основном, с незнакомцами и с теми, у кого не было ни влиятельных родных, ни денег на выкуп. Господин фон Оенц был достаточно стар, чтобы знать, как устроен мир, и не доверять обитателям монастыря, и понимал, что если провести ночь, воздержавшись от вина, легко можно пасть жертвой злого умысла и уговоров, особенно, если речь изначально шла о пощаде. Он был одним из тех старых сычей, кто тем быстрее соображает, чем больше в голову ударяет вино, так что на скорую руку совершил суд да и отправил Курта к себе домой, к дочерям.

Слуги, которые должны были сопровождать Курта, злорадствовали, как всегда зубоскалит тот, кто уже рассчитывал набить живот на кирмес[10], а тут вдруг пришлось раскапывать осыпавшийся колодец. Они перебросили Курта через седло и не скупились на тычки и удары, путь лежал аж через Херцогенбухзее, им там предстояло кое-кого навестить, и они надеялись перекусить под тем предлогом, что им нужно заботиться о раненом. Когда они добрались до места, уже наступил полдень, а Курт все был без сознания.

Девушки уже в те времена отчаянно скучали. Разумеется, все умели вязать да вышивать, а по некоторым свидетельствам даже прясть, следили за коровами и курами, помогали на кухне и в погребе, в общем, занимались всем тем, что сегодня вышло из моды; с одной стороны, в старину всегда было чем заняться, а с другой, все изнывали от безделья, ждали новых впечатлений, особенно же, когда отца не было дома. Девушки — вообще существа удивительные, вечно-то им чего-то не хватает, а стоит спросить, чего именно, так и не знают, что ответить. Случилось так, что они выглянули из своей башни именно в тот момент, когда слуги везли Курта. Им показалось, что везут отца, они вскрикнули, выбежали навстречу, а впереди прочих — самая младшая по имени Агнес, пугливая, словно лань, но здоровая и красивая, кровь с молоком. Она прильнула, как она думала, к голове отца, и только обвив ее руками, поняла, что голова не седая, а принадлежит молодому человеку. Она ужаснулась, но поскольку глаза у юноши были закрыты и он не видел, что произошло, она не выпустила его голову из рук, а проводила слуг в замок, постелила раненому мягкую постель и сделала все, что нужно, для ухода за пострадавшим.

Для трех сестер в их одинокой жизни это было настоящее событие, а то, что юноша, который пока так и не пришел в сознание и оставался на их попечении, привлек и очаровал их, поймет каждая девушка, пусть даже и не захочет подтвердить. Курт за последние месяцы превратился в статного красавца, в облике его сквозила необузданность и гордыня, что так идет молодым людям и, как магнит, притягивает девушек, хотя потом и выветривается или переходит в спокойную уверенность, каковая и является залогом красоты. Эти суровые черты свидетельствуют о характере, что столь дурен для мужчины, ибо говорит, что жизнь его не закалила, а изуродовала. Однако, когда за потерявшим сознание юношей ухаживают три живые и порывистые девушки, то, если он только не очень плох, вскоре к нему вновь должна во всей полноте вернуться жизнь. Так случилось и с Куртом, и радостно было наблюдать, как девушки, когда он пошевелился и открыл глаза, встрепенулись, будто пугливые лани при виде охотника, и робко подслушивали и подглядывали, чем он занят и как он выглядит, — так олени боязливо выходят на опушку, когда собаки скрываются из виду. И как часто бывает в таких случаях, даже с самыми опасливыми оленями, вскоре потеряли они всякий страх, стеснение прошло, особенно у старших двух дочерей, и лишь младшая все еще побаивалась, краснела и все опускала и вновь поднимала на юношу глаза. Именно это, видимо, и пленило Курта; потому как, пусть вокруг него и были все три девушки, он словно бы видел только Агнес и никого более, как бы старшие дочери ни старались привлечь его внимание.