Всяческие истории, или черт знает что - [12]

Тут бы снова пригодился хороший совет, потому как дыры в бочках теперь пришлось бы пробить нешуточные; мужчинам было известно, что у баб-то глотки луженые. Так они судили да рядили, пока наконец одна не додумалась, что можно попросту взять себе обе бочки и сказать, что ночью их стащили какие-нибудь враги монастыря, да хоть бы и этот дикарь Бартли. А чтобы обставить все поправдоподобнее, можно было бы еще и запалить какой-нибудь старый сарай, выгнать скотину на какой-нибудь далекий луг и сделать вид, что ее хотели увести, еще можно некоторых связать, и уже потом послать в монастырь известие, что все это козни врагов. А если всех взять в долю, то и болтать никто не станет. Совет пришелся по душе собравшимся, все тут же принялись за работу. Но тут с гор раздались крики, и по улице, словно вихрь, промчался всадник в черных доспехах на вороном коне. «Это Бартли, Бартли!» — такие раздавались возгласы, и вся толпа, как солома на ветру, бросилась врассыпную, жажда у всех тут же улеглась, а члены задрожали от страха и ужаса. Ни один не подумал даже о сопротивлении; смеяться над злым врагом одно, и совсем другое, когда он вдруг оказывается среди зубоскалов, будто выпрыгнул из преисподней. Это действительно был рыцарь Бартли. Покуда войско его обрушивалось на отдельные дома, решил он напасть на сборище людей, которых заприметил на площади, что в этот неурочный час была освещена. Когда толпа разбежалась, его взору предстали повозки — неожиданная и тем более приятная добыча.

Пока со всех дворов сгоняли скот и собирали по домам все самое ценное, была предпринята попытка сдвинуть с места повозки с вином, но получилось это только с одной, вторая же была перегружена; тогда в отчаянном своем веселье благородный рыцарь разрешил выпить кто сколько сможет, а остальное вылить — ни одной капли не должно достаться проклятым святошам. Поручение это дважды повторять не требовалось, еще ни один его приказ люди не выполняли так рьяно; но странная штука — чем ретивее они трудились, тем больше им казалось, что они никак не справятся.

Тем временем, прибывшая к Святому Урбану главная повозка с вином была встречена с восторгом. Может быть, когда в монастырь попадали драгоценные реликвии, внешней торжественности бывало и поболее, однако подлинная радость сердца на этот раз явно перевешивала. Как крестьянин приглашает друзей испробовать колбасы, а то и на праздник урожая, когда достает самые ценные запасы, забивает лучшую скотину, так и монахи в этот день пригласили друзей и меценатов отведать нового урожая и сравнить со старым. А поскольку славные рыцари делали подношения и собственной братии, особливо за чужой счет, как, например, какой-нибудь бравый крестьянин щедро потчует батрака, когда сам восемь дней кряду ест и пьет за чужим столом, — так вот по этой-то самой причине ни один из рыцарей не явился без сопровождения, приведя лучших друзей и развеселых собратьев по оружию. Бартли из Лютернау тоже что-то слыхал про этот пир, однако по непонятной причине приглашения не получил, иначе он, вне всякого сомнения, повел бы себя иначе. Может быть, в те суровые времена монахи все это дело держали в секрете, хроника об этом, в любом случае, умалчивает.

Услышав известие о двух пропавших бочках, аббат немедленно выслал двух надежных людей разузнать, в чем дело. Аббат был человек умный и знал, что люди наверху, стоит им носом почуять вино, не угомонятся до тех пор, пока не почувствуют его во рту. Двое монастырских слуг заметили в чаще между Святым Урбаном и Лангенталем нечто подозрительное; один тут же отправился назад предупредить о возможной опасности; второй же осторожно направился дальше. Он хорошо знал людей Бартли, но в чем дело, не разобрался, пока не вышел на Лангенталь; а уж оттуда со всех ног поспешил в монастырь.

Он застал собравшихся в оживленном споре; новое вино нашли великолепным, допили старое и уже намеревались снова отдать должное новому, дабы вынести справедливый вердикт, какое все-таки удалось лучше. Новость произвела среди спорящих такой эффект, как если бы спичка упала в бочку со спиртом: опасения подтвердились: Бартли напал на Лангенталь. Все с ликованием вскочили со своих мест, а некоторые братья надевали доспехи тем ловчее, что не преминули поскорее избавиться от ряс, даже аббат не смог удержаться. Благодаря тому, что все уже было в готовности, отправиться смогли очень скоро, и вряд ли из монастырских ворот когда-либо выезжало более веселое и отважное войско, в самом что ни на есть подходящем настроении для жестокой свары.

Вокруг повозок с вином тоже царило веселье; чем больше люди Бартли пили, тем в лучшее расположение духа приходили, и липли к бочкам, как осы к винограду. Напрасно объявил Бартли отступление, напрасно влез на коня, и Курт вместе с ним, никто и не думал следовать их примеру, тычки и окрики тоже не помогли; он уже разрубил одну бочку в куски и замахнулся на вторую, как вдруг по улице снова бешеным галопом пронеслась группа всадников. Это несколько отрезвило пропойц, они вняли громогласным приказам своего вожака и в гневе бросились за упущенным добром, а рыцарь с Куртом тем временем вступили в схватку с двумя из всадников. Они тщились удержать их, пока оруженосцы и слуги дали тягу с добычей, уж в этом им таланта было не занимать.