Вся проза в одном томе - [41]

Скажите, дорогой учитель: неужели Ваш сын и правда такой? Он же Ваш сын, и Вы воспитали его! Неужели он и правда не способен любить, не способен относиться к женщине, как к человеку, а не как к резиновой кукле? И если Вы не можете ответить мне как отец — ответьте как психоаналитик: неужели он всегда будет таким? Неужели он никогда не вырастет и не изменится? Что должно произойти в его жизни, чтобы он наконец образумился? Какая молния должна ударить его, чтобы он научился любить кого-нибудь и что-нибудь, кроме своей похоти? И что остаётся мне делать, кроме как ждать? Я могу ждать целую вечность, пока он исправится. Я готова ждать сколько угодно — только ответьте: есть ли смысл ждать? Есть ли смысл надеяться? Можете ли Вы повлиять на него? Есть ли шанс, что он когда-нибудь сможет меня полюбить?

Я прошу Вас не бояться за мою жизнь. Я не стану прыгать с крыши или вскрывать себе вены. Он не стоит того. Я буду жить и смотреть, как он трахает девок одну за другой. Я не удержусь и стану одной из его девок. Я подарю ему наслаждение и уйду, оставив ему свою душу, а он даже не поймёт этого и выбросит её на помойку. Я пройду, словно дождик, мелкими капельками по его щекам — а потом высохну, и ничего не останется от меня, ибо я уже не буду собой, я оставлю себя ему. Но я всё равно буду жить чисто физически. Я буду жить тенью прежней себя. Может быть, я даже смогу что-то чувствовать. Может быть, я когда-нибудь смогу выйти замуж за достойного человека. Но я никогда не смогу забыть Андрея. И никогда не смогу его разлюбить. Я могла бы переспать с ним и забеременеть, чтобы силой женить его на себе. Но он никогда не полюбит меня. И мне не нужно убивать себя, потому что без его любви я и так мертва.

Я буду благодарна Вам за любой ответ. Хотя бы просто за понимание и поддержку.

Аноним»

Андрей дочитал письмо до конца, но так и сидел, уставившись в монитор с открытым ртом. Если бы он увидел сейчас своё отражение в зеркале — испугался бы сам себя. Нечто звериное было в его лице. Какой-то неистовой животной страстью горели его глаза. Дикий восторг бушевал внутри него, так что хотелось крушить всё вокруг — но в то же время он сидел и не мог шевельнуться. Какая безграничность наслаждений открывалась ему, если девушка пишет о нём такое! Какую безграничную власть над ней давало это письмо! Абсолютную власть над её душой и телом!

Она пишет, что пройдёт через любое унижение ради меня. Ну что ж, я буду давать ей один за другим поводы доказать это — чтобы все видели и подыхали от зависти! Это вам не просто коллекцию собирать. Тут одна девочка — покруче, чем сотня. Это не какая-нибудь шлюшка, которую легко взять, отчего берёт её всякий, кому не лень. Эта — вся и без остатка хочет быть моей и только моей навеки! Она готова в ногах у меня валяться, лишь бы я не оставил её! Так пусть все увидят, как она валяется у меня в ногах — и узнают, чего я стою! И никто не сможет забрать её у меня, будь он хоть семи пядей во лбу.

Но кто же она такая, чёрт возьми? Вот главный вопрос! Но я легко найду на него ответ, ибо круг поиска совсем невелик. «Как только Вы предложили нам это вчера» — отец говорил вчера, что предложил это пока только нашей группе. «Я вижу его каждый день»!.. Это может быть только девчонка из нашей группы! Это может быть только одна из четверых! Лилька, Леська, Люська, Ларка… Кто же именно? Трудно поверить, что среди них есть девственница. Но ведь отец говорил, да и Ольга говорила, что в жизни не всё так очевидно, как кажется. Может быть, одна-единственная и найдётся. И если бы я узнал, кто именно — это точно она. Без вариантов.

И способ узнать это у меня имеется. «Теперь этот врач знает о вас многое, чего не знают другие. В том числе — кто из вас ещё невинен, а кто уже нет». Идея безумная, но зато ещё больше сузит круг поиска. Вероятнее всего — до одной.

4 Открытие

Поздно вечером Андрей был возле института. Отцу и Ольге он сказал, что встречается с другом и вернётся только ночью.

Кто сегодня охранник? — Ага, в окошке виднеется рябая физиономия. Это Витёк. Сейчас во всём институте только мы с ним — и никого больше.

Андрей позвонил, и Витёк открыл ему.

— Демьянов, ты чё? — удивился охранник.

— Слушай, Витька! Дело к тебе есть одно. На миллион!

— Прям так уж и на миллион?

— Любые деньги, Витька, любые женщины, всё для тебя сделаю, что смогу, на колени перед тобой встану — только пусти и дай ключ от медицинского!

— Андрюха, ты чё, с ума сошёл? Это ж подсудное дело! Ты-то сын профессора — а я?

— Да никто не узнает, клянусь тебе! Если что — на меня всё вали. Скажи: пролез по-тихому, а ты и не заметил.

— Да на хрена оно тебе надо?

— Надо, Витька, надо! Ты только скажи, чего тебе надо — и я тебе мигом принесу!

Сговорились на литре водки. Андрей боялся, что придётся всё рассказать охраннику — иначе не пустит. Но тут ему повезло — с Витьком всё было предельно просто. Через пять минут Андрей уже копался в медицинских картах институтских девочек. Они лежали по алфавиту, так что ему приходилось искать каждую отдельно. Он боялся, что там не будет нужной ему информации. Или она будет изложена непонятным ему языком. Или написана непонятным почерком.