Встретимся в Эмпиреях - [26]
С час назад в гости заглянул Демон и предпринял благородную попытку меня расшевелить. Хорошие друзья всегда почуют, если что-то с тобой не то. Оно так и есть. Целый день я послушно отвечаю на телефонные звонки, но угадав голос Виктории, Демона или Сливы, мямлю какую-то халтурную чушь и никак не определюсь: то ли нездоровится мне, то ли я чем-то занят… Со стороны могло померещиться ― искусственно к себе интерес подогреваю; опять, мол, голову запрудило чем-то хитровывернутым. На самом же деле — ничего подобного, и вряд ли друзья так между собой решили. Но «разведка» для общего спокойствия все-таки наведалась.
Демон держится непринужденно. То посмеивается, то резкость какую-нибудь выдаст — но все к месту. Попиваем принесенное им пиво, грызем соломку, разговариваем. Правда, собеседник сейчас из меня не ахти какой, по-прежнему забирают собственные мысли. Полукосмические, полу… клинические.
— У тебя такое лицо, Гоголь! Ты бы себя видел сейчас! О чем ты думаешь, черт подери? — не вытерпел в какой-то момент Демон и, дернув головой, громко икнул.
О чем. Начни рассказывать, о чем я думаю, и мы оба покроемся плесенью. Куда лучше промолчать. Тем более что такие вопросы не висят в воздухе подолгу. Не ответишь ничего — ну и что. Растворятся и не вспомнятся уже через минуту…
— Да-а, — упрямо не сводя с меня глаз, протягивает Демон, и это его «да», несомненно, предлагалось истолковать как «тяжелый случай» или «бывает».
Демон поднимается с дивана. Вздыхает, тянет руку за сигаретами. При этом неловко задевает локтем пивной баллон, и тот с шумом опрокидывается. Шипя и пенясь, по полу растекается пиво. Демон суетится: неуклюже хватает баллон, снова роняет его, опять подхватывает — пивная лужа очень быстро достигает внушительных размеров, а эти клокочущие хлопья пены прямо-таки устрашают.
— Армагеддон! — хлопает себя по щекам Демон. — Ар-ма-гед-дон…
— Безрукий ты, что ли, — лениво замечаю я. Хоть что-то наконец выводит меня из опостылевшей абстракции.
— Где у тебя тряпка? — выражение лица у Демона до комичности виноватое.
— Посмотри под ванной в тазике.
Демон уходит, но возвращается почти тут же.
— У тебя в тазу нет тряпки, там только мочалка, — возмущенно демонстрирует мне свою находку. — Кто, по-твоему, мочалкой пиво собирает?
— Ты.
— Я. Зашибись. — Демон с оскорбленным видом опускается на колени и начинает возить мочалкой по полу.
— У тебя неплохо получается, — нахожу в себе силы съязвить снова.
— Был бы признателен, если бы ты заткнулся. Трудно поверить, что минуту назад твое молчание меня удручало…
Когда Демон уходит в ванную выжать мочалку, задевает ногой телефон, стоящий на полу, и скидывает трубку с базы.
— Положи трубку, — бросаю ему вслед.
Делает вид, что не слышит. Вот опять возвращается в комнату.
— Положи трубку на место.
Теперь в открытую игнорирует мое замечание. В отместку, понимаю.
— Не припомню, чтобы ты мыл у меня полы, — сипит себе под нос, усердно борясь с пивной лужей-страшилищем.
— Я никогда не проливал у тебя пива.
— Резонно, — соглашается Демон, вновь отправляясь в ванную.
— Положи трубку!
Через минуту он снова здесь.
— Что ты разнервничался, не пойму?
— Твоя же мамаша сейчас названивает узнать, что там с ее оболтусом — и гудки считает.
— С каких это пор ты так обо мне заботишься?
— Я забочусь о том, чтобы телефонная трубка лежала на предназначенном для нее месте.
Демон как бы между прочим вешает трубку и снова удаляется в ванную.
Пол вытерт. Демон вышагивает из коридора с победоносно выпяченной грудью и вольготно разваливается на диване. Но расслабиться, упиваясь демонстрируемой непринужденностью, ему уже не даю.
— Ты можешь остаться — ложись тогда в другой комнате (дело обычное: когда отец работал «в ночь», Демон частенько ютился у меня); или же — тебе пора. Я хочу пописать, — объявляю я. Как-то ультимативно прозвучало, не совсем хорошо…
— Что ты хочешь? — дурачком заулыбался Демон.
— Пописать. Я, между прочим, уже за книгу взялся, — лукавлю. — У меня вдохновение.
— Понятно. Вдохновение у тебя, — Демон расстается с удобным диваном и замирает посреди комнаты. Стоит словно изваяние. У его ног — телефон.
Я тупо гляжу на телефон и на его ноги, потому что глаза деть больше некуда. Возникла неловкая пауза — из тех, какие между мной и Демоном случаются крайне редко.
— Домой пойду, — изрекает наконец Демон.
— Точно? Может, останешься? Будто я тебя выгоняю, решишь…
— Нет, пойду. Чего уж.
Не дав опомниться, резво вскакиваю с кресла и иду провожать Демона до двери, бормоча на ходу околесицу и неустанно похлопывая товарища по плечам и спине. Сцена как из плохой комедии. Демон уходит, что ему еще остается — а я чувствую себя идиотом.
Вообще-то, я не хотел писать. Вот уж глупости. В то время я еще не был настолько одержим страстью литераторства. Как отмечалось мной ранее, я записывал некоторые беседы с ребятами — но и не более того. По правде… я ждал звонка! От Нее. Присутствие Демона, ободрявшее поначалу, стало вдруг в полном смысле невыносимым. Такое выходило дело, что я не мог думать ни о чем другом.
А Она опять не позвонила…
Да. Признаться, мне было мало одной мечты. Свой горизонт я рисовал себе шире. Мой дух, мои стремления — если можно так выразиться — нагуливали аппетит. Хоть и юлил перед собой — я, конечно же, хотел написать книгу. Это желание-потребность закралось внутрь меня и зрело. Кроме того, мне хотелось испытать себя в дружбе — поэтому я навязался в напарники к Демону в его авантюре с налетом. Но! Еще кое-что… Порой я становился патологически романтичен как Слива, несмотря на искушенность в амурном вопросе. Искушенность далеко не того порядка, какой мог бы похвастаться, скажем, Демон — но даже, заметьте, от его сердца нашелся ключик в лице Марго. Так что лукавить смысла нет. Я искал любви. Настоящей любви! Ах, черт…
Мистический роман-гротеск предлагает поразмышлять о Заурядности и Избранности ― состояниях, в равной мере губительных для человека… Как легко разочароваться в жизни, затаить обиду на всех и вся, пойти скитаться по свету. Главный герой романа Занудин, тяжело переживающий смерть младшей сестры, именно так и поступил. Но он и предположить не мог, что, заблудившись однажды в лесу, найдет приют в придорожном заведении «Ковчег», где с момента его появления начнут твориться очень странные вещи. Стычки с эксцентричными постояльцами, галлюцинации, перевоплощения, полтергейст и прочая чертовщина, вплоть до расхаживающих по дому великих и знаменитых «покойников» — все это оказывается цветочками по сравнению с открывающейся тайной его собственной жизни.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.