— Прошёл примерно около мили вдоль берега и обратно. В общем, до самых брёвен, где начало нового шоссе. Рассудил, что ничего другого мне не остаётся и надо принять хоть какое-то участие…
— Новая дорога открыта?
— Открыта и работает. Разве не замечаешь?..
— Действительно… — Она снова тихо приподнялась в постели, склонив голову и прикрыв на мгновение глаза, чтобы лучше слышать. — Вот оно что! Вот отчего мне не по себе. Старая дорога! Она же действительно умерла…
Они прислушались к тишине за домом: старое шоссе опустело и высохло, как речное дно, когда наступает сезон, но только этому лету не будет конца, оно продлится вечно. За ночь река передвинулась в новые берега, переменила русло. Теперь было слышно лишь, как шумят на ветру деревья, да ещё было слышно птиц, которые завели свои приветственные песни перед тем, как солнцу подняться из-за гор…
— Не шевелись!..
Они снова прислушались.
И точно — там вдали, в двухстах пятидесяти, а может в трёхстах ярдах за лугом, ближе к морю, раздавался тот же знакомый издавна, но теперь приглушённый звук: река переменила русло, но не перестала течь, не перестала струиться и никогда не перестанет — через привольные земли на север и сквозь приумолкший рассвет на юг. А ещё дальше, ещё тише — голос настоящей воды, голос моря, которое будто притянуло их реку поближе к своему берегу…
Чарли Мур и его жена посидели минуту-другую не двигаясь, вслушиваясь в неясное бормотанье реки, непрерывно несущейся через поля.
— Фред Фергюссон пришёл туда ещё затемно, — сказал Чарли, и по тону его было понятно, что он уже припоминает прошлое. — Толпа народу. Чиновники из шоссейного управления и всё такое. Как навалились! Фред, так он сразу подскочил и ухватился за бревно. А я за другой конец. Вместе подняли и потащили с дороги. А после отошли на обочину… Чтобы не мешать машинам
