Встречные огни - [34]

Шрифт
Интервал

Почему у вас, господин цирюльник, в глазах похоронный марш?

М а д а м  Ч и р у с. Одно из двух: или наши близко, или ихние уже далеко!

С т а с и к. Разойдись!

М а д а м  Ч и р у с. Одна моя знакомая уже разошлась, так на одного паразита стало меньше!

М а д а м  П е р е п е л и ц а. Мадам Чирус, оставьте его! За такое, извините, добро вам даже медаль не дадут!

М а д а м  Ч и р у с. Неужели вы думаете, я буду вымарывать свои трудовые ладони? Лучше я сохраню свою жизнь на потом! (Гордо уходит вместе с мадам Перепелицей.)

С т а с и к. Такие слова приятно слышать!


Входит  Л у к о в е ц. В руках у него башмаки на продажу. Его сопровождает  З а г р а в а.


Л у к о в е ц (Стасику). Выстрел Марии только повредил: Гофмайер вернулся досрочно, и мы ничего не успели сделать с сейфом.

С т а с и к. Но зато я теперь у Гофмайера первый друг. Спаситель!

Л у к о в е ц. Да. Поэтому комитет и принял теперь твой план, товарищ Андрей. Начинай сегодня. Где сейчас Мария и Сергей?

С т а с и к. Гофмайер перевел их в тюрьму. Теперь он ищет Катю.

Л у к о в е ц. Не следовало ей чинить самосуд!

С т а с и к. Не могла она поступить иначе!


Проходят  Г р о т  и  п а т р у л ь. Грот внимательно смотрит на Луковца.


Л у к о в е ц. Мне пора. Связь через Заграву. (Уходит.)


Заграва и Стасик садятся на ящик, под которым прячется Катя.


З а г р а в а. Вы ее очень любите?

С т а с и к. Кого?

З а г р а в а. Катю?

С т а с и к. Разве заметно?

З а г р а в а. Все давно знают.

С т а с и к. Мы с ней никогда друг другу лишнего слова не сказали, а кажется, ближе ее никого нет. (Вздохнул.) Лирик! (Уходит.)


Из-под ящика вылезает  К а т я.


З а г р а в а. Катя?

К а т я. Где он?

З а г р а в а. Кто?

К а т я. Стасик проклятый. Что он здесь говорил?..

З а г р а в а. Что любит тебя.

К а т я (в отчаянии). Ну почему я такая несчастная… Почему меня одни предатели любят?!

З а г р а в а. Успокойся, Катя.

К а т я. Веди меня в катакомбы. Пусть меня судят, что хотят делают.

З а г р а в а. Тебе верят. И он верит. (Показывает в сторону ушедшего Андрея.)

К а т я. Стасик?!

З а г р а в а. Он не Стасик. Луковец разрешил тебе это сказать.

К а т я. Кто ж он?


За рундуком появляется  п о л и ц а й, прислушивается.


З а г р а в а. Андрей. Когда мы из Одессы уходили, он к нам на передовую приезжал. Он же тебя из огня вынес!

К а т я. Он? Вспомнила… как сквозь туман вспомнила! Все вспомнила!

З а г р а в а. Чего же ты плачешь?

К а т я. Не стою я его. Я жить не имею права, когда Мария, когда Сергей… (Поет.)

Если бы могла я знать заранее,
Может, и не сбилась бы с пути!
Нет мне никакого оправдания.
Что мне делать и куда теперь пойти?
             Не страшит меня суровая дорога,
             Только будут со мною всегда
             Несмолкающая эта тревога
             Неотступная эта беда.
Что б ни случилось, я не заплачу,
С вами я, мои друзья,
Ведь иначе, ведь иначе,
Мне на свете жить нельзя!

(Уходит.)


Входят  Г е о р г е  и  р у м ы н с к и е  с о л д а т ы.


Г е о р г е. Шкалик! Что ты здесь делаешь?!

З а г р а в а. Регулирую сердечные движения!

Г е о р г е. У тебя доброе сердце.

З а г р а в а. Я — одессит, Жора.

Г е о р г е. Знакомьтесь, мои друзья. (Солдатам.) А это Шкалик, я вам говорил.

П е р в ы й  с о л д а т. Очень приятно! Чтоб я всегда видел тебя ходить по Дерибасовской!

З а г р а в а. О, вы уже неплохо научились говорить по-одесски!

В т о р о й  с о л д а т. Одесса — мама!

З а г р а в а. Мама?

Т р е т и й  с о л д а т. Мама!

Г е о р г е. А если мама, значит, надо уважать!

З а г р а в а. Жора, я вижу, твоя торговля листовками идет успешно.

Г е о р г е. Без дотации нет агитации! Но сейчас не до шуток. Фрицы хотят взорвать ваш город.

З а г р а в а. Откуда ты знаешь?

П е р в ы й  с о л д а т. Мы за ними следим.

В т о р о й  с о л д а т. На Дерибасовской на пяти домах отметки сделали.

Т р е т и й  с о л д а т. Около оперного театра толкутся. Выродки!

З а г р а в а. Зачем же вы в ихнее стадо пошли?

В т о р о й  с о л д а т. Силой нас погнали!

З а г р а в а. Давно плюнуть надо — и по домам!

Г е о р г е. А я что говорил?

З а г р а в а (Георге). Давай разводи свою коммерцию. (Передает листовки.) Вечером увидимся. (Уходит.)


Георге раздает листовки солдатам.


Г е о р г е. Сегодня бесплатно.

Т р е т и й  с о л д а т. Союзники!

В т о р о й  с о л д а т. Правильно написано: ты тоже виноват!

П е р в ы й  с о л д а т. Дома нам сидеть надо было.

С о л д а т ы (поют вместе).

Однажды волк явился к чабану
И говорит — давай друзьями будем.
Пойдем с тобою вместе на войну,
Чужие земли для себя добудем!
        Они пришли в соседнюю страну,
        В пути успев немало сел разрушить,
        И приказал «союзник» чабану:
        — Паси овец, а я их буду кушать!
                      Лист зеленый винограда
                      И пшеница как волна,
                      Только горькая досада
                      На душе у чабана.
Пьянеет волк от крови с каждым днем,
А совесть властно требует ответа:
— Зачем, чабан, ты свой покинул дом?
Тебе, ей-богу, ни к чему все это!
        Зовут родные степи чабана,
        Седая мать о нем тоскует молча,
        Есть у тебя, чабан, своя страна,
        Зачем тебе на свете жить по-волчьи!

Еще от автора Григорий Давыдович Плоткин
Поездка в Израиль. Путевые заметки

Путевые заметки украинского писателя Григория Плоткина раскрывают перед читателями неприглядную правду о так называемом «рае для евреев на земле». Автор показывает, в каких тяжелых условиях живут обманутые сионистскими лидерами сотни тысяч еврейских переселенцев, как по воле американского империализма израильская земля превращается в военный плацдарм для новых агрессивных авантюр.