Встречное движение - [63]

Неужели она не понимает, что ТАК не получится? Или именно этого и хочет? Лицо ее было мокрым, руки цеплялись за панцирную сетку… Молча я склонился над ней, не целуя, а лишь слабо касаясь языком, меж тем как обе мои руки тянули через упрямый ромбовидный каблук шаровары заодно с трусиками…

Хлопнула дверь, скатилась по лестнице, даже в звуке распадаясь на осколки, лишняя бутылка из мешка уборщицы, снизу прерывисто клаксонила машина…

…По живому, до слез, до крови…

Всю обратную дорогу мы молчали. Шофер был настолько зол, что пришлось дать ему денег и отпустить у дома Чеховских.

Я долго стоял внизу и смотрел на окна; может быть, мне следовало подняться вместе с ней и обо всем объявить?! Да только о чем? Интересно ли Миле, что ее дочь оказалась девственницей, если теперь это уже в прошлом? Важно ли Чеховскому, что ни страх быть застигнутым, ни кусачая панцирная сетка, ни даже опасение, что Светка забеременеет, не остановили меня? Впрочем, в отличие от многих других, страстных, теряющих себя, но в критический момент успевающих произнести магическую формулу: «Не в меня!» — в отличие от них, опытных, Светка ничего не сказала… И в отличие от прежних моих заклинаний: «Только бы не забеременела!», я, стоя внизу и глядя вверх на освещенные окна, думал про себя: — Пусть, пусть, пусть!.. я

До улицы Чкалова я добирался на автобусе и метро…

— Ну что? — с непонятным мне интересом спросил Сарычев.

— Спасибо, отдохнул, — ответил я.

…Вечером следующего дня я позвонил Андрею Станиславовичу; долго репетировал, прежде чем набрать номер, — мне хотелось, чтобы в голосе моем он услышал благородную сдержанность, однако волнение подступало к горлу, оборачиваясь дрожью, и пришлось прибегнуть к уже знакомому мне средству — выпив рюмку водки, я быстро походил взад-вперед по коридору, вдруг, словно спохватившись, рванулся к телефону, набрал номер…

— Алло? — раздался в трубке Светкин голос, и я замолчал.

— Да и что я мог ей сказать? Что счастлив нашей близостью и готов хоть завтра с утра идти подавать заявление, что звоню ее отцу на тот случай, если она открылась перед родителями, и тем самым подтверждаю, что не намерен вильнуть; или же что… дав зарок отомстить, не буду искать с ней встречи, пока она сама мне не позвонит… Сама!

— Алло, — задумчиво повторила Светка.

А вдруг она унаследовала от отца дар и видит меня в трусах и носках, мнущегося у телефона в коридоре?!

Я бросил трубку, поспешно оделся, сбежал по лестнице к ближайшему телефону-автомату: «Прости, не соединило, дурацкий телефон, это я…» Вернее: «Простите, я вас слышал, а вы меня — нет… Дурацкий телефон… Это Игорь, Игорь Сарычев», а потом, после паузы, совсем другим, глубоким, полным любви и страдания голосом: «Алло?! Ты меня слышишь, Света?..»

— Алло?! — раздался на том конце провода голос Чеховского, — алло?

…Даже теперь, когда я препарирую закончившуюся и сразу ставшую такой простой и ясной мою жизнь, я не нахожу убедительного объяснения тому, что бросил трубку на рычаг… Хотя и понимаю, почему…

Так, не сумев самостоятельно распорядиться своей судьбой, я еще раз убедился, что надо плыть по течению и лишь слегка подгребать… Я не сомневался, что Чеховские, если уж они отправили Светку со мной, при ближайшем визите к нам предложат и ей пойти… И даже если она откажется, то не ей — им я выкажу столь откровенное сожаление и разочарование, что они не смогут не передать ей… А она… а я…

Подчас мне, как в детстве, казалось, что под этим одеялом я не один, да только разве мог оказаться там кто-нибудь посторонний? Лишь мое второе Я, постоянно сменяющее имена.

Впрочем, как и первое…

В ожидании возможного прихода к нам Чеховских я стал слегка «подгребать» — купил, по случаю, здоровенную щуку, а поскольку морозильные камеры в холодильниках той поры были малюсенькие, решил приготовить «майонез», обескуражив Сарычева и желанием сделать это, и столь долго скрываемым умением…

Он позвонил Андрею Станиславовичу, Иваше, Тверскому…

Краем уха, проходя по коридору, я услышал его слова: — Ну, приходи один… Ну, с дочкой…

Что и требовалось доказать! — я закрыл за собой дверь, бросился на постель, куснул подушку: купить цветы, лучшие, из Ботанического сада… поставить в вазу, а перед ее уходом… именно уходом, или даже бросить с балкона… черт… как же готовят этот проклятый «майонез»? И вдруг понял, что плохо приготовить — это даже лучше, во всяком случае, в ее глазах это не недостаток!

…Меня ждали деньги на водку, на вино, а также изнурительная борьба, с рыбьей чешуей…

…Теперь я думаю, что в моем сознании органично уживались понимание закономерностей бытия и полнейшая уверенность, что меня они не касаются: ведь знал же я, что стоит чего-то захотеть, к чему-то готовиться, как это непременно не получится или, того хуже, обернется пародией на желаемое. И тем не менее, помня: «Ну, с дочкой!» — достал цветы, приготовил «майонез», приоделся и сел ждать прихода гостей…

…Первыми приехали Ерофеевы. То ли я давно их не видел, то ли раньше не обращал на них особого внимания, но меня поразил вид сморщенного Иваши рядом с гордо несущей маленькую резную головку на постаменте грубо обработанного торса Гапой. Щеки его опустились куда-то вниз, свисая пустыми мешочками, точно груди много и часто кормившей женщины. Гапа пропустила его в дверь вперед, точно мать мальчика… И он вошел, потирая озябшие руки и улыбаясь мне заискивающей улыбкой, будто единственному свидетелю других времен, иных повадок…