Встречное движение - [62]
А ведь как уж я врал?! И поднялся-то я к ней, только когда убедился, что автобусы ушли: совместное опоздание к отъезду, общее переживание, ее растерянность, мое спокойствие, непритязательная шутка, что лыжи с нами и мы, наконец, можем ими воспользоваться, благо снегу намело… «во все пределы»… «Свеча горела на»…Как, вы не знаете этих стихов?…
Порой мне кажется, что самую интересную, самую разнообразную жизнь я прожил под одеялом, то и дело вырастая из-под него и таким образом замечая, что пора надшить детство юностью, юность — зрелостью, зрелость — взрослостью… Такое вот прокрустово одеяло, которое сначала надо наращивать, а потом, к старости, уменьшать, отсекая сначала взрослость, потом зрелость… а под конец, наверное, и детство… Если доведется дожить…
…Чего хотел я? Вернее, чего хотел я тогда? Теперь мне кажется, что жаждал я только реванша, и если бы застал Светку плачущей, раскаявшейся в своем глупом поведении и откровенно признающейся мне в любви, то мягко бы… отверг…
— Я вам скажу всю истину, — ответил бы я ей, — не буду оправдываться, ни объяснять своих поступков: я вас не люблю.
И в тот же миг полюбил бы, убедившись, что губы ее слегка побледнели, услышав из ее уст едва внятное: — Оставьте меня…
…В коридоре гремели ведром: уборщица заталкивала извлекаемые из опустевших номеров бутылки в объемистый мешок, перекликалась с той, что рыбачила на первом этаже…
— Хорошо, — безразлично сказал я, — будем ждать… Я спущу ваши вещи в вестибюль?
Светка и на сей раз промолчала. Впрочем, она была занята важным делом: ввиду отсутствия спичек прикуривала новую сигарету от еще недокуренной…
С чемоданом, лязгающим непригодившимися «гагами», и с лыжами я спустился в холл, поставил ее вещи к своим, сел в кресло поодаль.
— Я — Сарычев! — убеждал я себя, — в конце концов, я — Сарычев, и пристало ль мне пред гордою полячкой унижаться… пристало ль мне…
Мир, стоило ему пройти через мои уста, обретал законченность и осмысленность, и я невольно улыбнулся тому, что Светка и вправду полячка, а я — втайне — самозванец… и что в жизни получается лишь то, что должно получиться, и не получается то, чему не следует получаться, а значит все хорошо, все как надо…
— Все как надо! — громко сказал я, прислушиваясь к эху и отчетливо, до дрожи, понимая, что остались мы со Светкой в Вороново одни… по крайней мере до ночи… А если машина не придет, если машина не придет, если бы она не пришла…
Тут подъехала машина — фары ее были залеплены снегом, дворники рыскали из стороны в сторону… Шофер не вылез, подождал немного, полагая, что мы-то давно готовы, потом несколько раз нажал на клаксон… Светка не могла не слышать, однако вниз не спустилась…
Ну и черт с ней, она не спускается, я не поднимусь.
В два приема я отнес вещи в машину, сел рядом с шофером, расспросил о дороге, посетовал… На его вопрос о Чеховской только пожал плечами и поймал себя на том, что вступаю с ним в сговор против… госпожи. После чего, решительный, злобный, быстро поднялся наверх, без стука распахнул дверь в комнату Светки — она лежала все в той же позе, так же курила, лишь на губах у нее — так и не побледневших — застыла какая-то уничижительная усмешечка…
— Машина пришла, — сухо сказал я, — нас ждут! Докурите в машине!
Она не ответила, не шевельнулась даже.
— Ну, в чем дело?! — не в силах сдержать раздражения, громко спросил я, — мы едем или не едем?!
О, как хотелось мне дать ей пощечину или, коли уж так получилось, что она — женщина, а женщинам, как известно, пощечин не дают, просто избить… куда попало, по живому, до слез, до крови… Мысль об этом странным образом заставила голос мой дрогнуть: неприязнь, раздражение, презрение по-прежнему в нем присутствовали, но «поплыли», точно звук на пластинке…
— Я вижу, — как можно ироничнее продолжал я, у вас раньше не нашлось повода и времени побыть наедине со мной… Что ж, тогда отпустим машину…
— Подними, — перебила она меня, вяло протягивая руку.
Рука ее оказалась мокрой, тяжелой…
— Подними же, говорят тебе, — повторила Светка и вдруг с силой потянула к себе.
Металлическая перекладина кровати подсекла меня под колени, и я, прежде чем отпустить Светкину руку, свалился к ней в постель.
Кровать зазвенела, заскрипела, словно кости потревоженного в древней своей могиле, скованного вековым сном, а также металлом браслетов и кольчуг половецкого… Ах, о чем я, о чем?!
Ворот свитера она натянула на подбородок, и поцеловать ее в, губы или в шею я никак не мог, а как иначе начать, я не знал… не привык… Едкий дымок сигареты, извиваясь, полз от плоского бруса кровати, находя мои ноздри… я припал к Светкиной груди, целуя через свитер…
Где-то совсем рядом гремело ведро уборщицы…
— Только бы не думать… НИ О ЧЕМ! — мелькнуло в моей голове, — иначе…
— Да погоди же ты, — торопливо, с нервной какой-то наглецой оттолкнула меня Светка.
Я отпрянул…
— Иди ко мне, — пробормотала она и стала скатывать с себя шаровары вместе с трусами…
Я понимал и принимал это свидетельство опытности столь юного существа, по поводу чего успел и позлорадствовать в адрес Чеховских, однако, оставив образовавшийся валик у непреодоленных лыжных ботинок, она продолжала лежать в той же позе… только закрыв глаза… Но что было делать мне? Сказать: перевернись, встань, нагнись — или молча начать развязывать шнурки, стаскивать с одной ноги?..
На съемках обычного вестерна с первого же дня не задались отношения между двумя кинозвездами — стареющим ковбоем и идущим к славе покорителем сердец. Конфликт затронул всю съемочную группу…
По Стокгольму проносится волна похищений состоятельных людей. Однако внушительное богатство жертв – единственное сходство между ними. Детектив Ванесса Франк, несмотря на свое отстранение от службы, кидается в самую гущу событий. Ведь для нее работа – смысл жизни! Расследование приводит ее в далекую «Колонию Рейн», поселение на юге Чили, основанное беженцами из фашистской Германии. Но вскоре Ванесса понимает, что оказалась втянута в опасную игру, которую не в силах контролировать…
Сын сапожника, бывший лавочник из Одессы Шепсель Гойдман с самого детства мечтал найти клад и стать сказочно богатым. И наконец-то счастье ему улыбнулось, когда вместе с братом они провернули аферу века. Им удалось изготовить искусную подделку – тиару скифского царя – и продать ее в Лувр… Лизе Котовой не везло в личной жизни, но вскоре она познакомилась в кафе с симпатичным летчиком Игорем и пригласила его к себе в гости. Она не ожидала, что уже через несколько месяцев вместе с любимым будет готовить операцию по краже бесценной тиары скифского царя из коллекции Лувра…
Любимая подруга убита, и кажется, я знаю, кто это сделал. Он ходит рядом, но его не поймать. И пока я пыталась бороться с тьмой, что внутри, зверь подбирался всё ближе. Теперь моя цель — убить зверя.Метки: разница в возрасте, спорт, триллер, детектив, повседневность, повествование от первого лица, учебные заведения, элементы фемслэша. Без привязки к конкретной геолокации. Абстрактный город некой европейской страны, где люди носят самые разные имена.
Однажды Борис Павлович Бeлкин, 42-лeтний прeподаватeль философского факультета, возвращается в Санкт-Пeтeрбург из очередной выматывающей поездки за границу. И сразу после приземления самолета получает странный тeлeфонный звонок. Звонок этот нe только окунет Белкина в чужое прошлое, но сделает его на время детективом, от которого вечно ускользает разгадка. Тонкая, философская и метафоричная проза о врeмeни, памяти, любви и о том, как все это замысловато пeрeплeтаeтся, нe оставляя никаких следов, кроме днeвниковых записей, которые никто нe можeт прочесть.
Когда судьба бросает в омут опасности, когда смерть заглядывает в глаза, когда приходится уповать только на бога… Позови! И он придет — надежный и верный друг, способный подставить плечо и отвести беду.