Встречное движение - [20]

Шрифт
Интервал

— Гера, давай лучше кино посмотрим.

— Нет, я лучше домой пойду — проверю уроки своего сына.

Валера воспользовался словами Даши и включил телевизор: красивый мужчина ударил некрасивого мужчину в челюсть, тот вышиб разлетевшуюся в куски дверь и упал в бассейн.

Через два часа Гера, долго покопавшись в коридоре и, никак не поддавшись на уговоры остаться ночевать на кухне на раскладушке, попрощался и ушел домой.

16

Грогин поправил галстук Зюзину:

— Ну и зачем ты меня сюда привел?

— Погоди, все будет о'кей.

Нарядно одетые люди ходили по банкетному залу ресторана «Россия», брали со столиков маленькие бутерброды, останавливали официантов с подносами шампанского, собирались группами, разговаривали, представляли одних другим, отпуская в спину третьим некоторые подробности их биографии, — одним словом, веселье было в полном разгаре.

Грогин ходил за Зюзиным, который жал всем подряд руки и иногда, показывая на Грогина, говорил, что это Грогин, тогда и Грогин ощущал липкость чужих ладоней.

— Зюзин, ты меня достал — делай, что хотел, и пойдем отсюда.

— Как ты не понимаешь, что это так важно — засветиться в обществе. Грогин, ты расслабься, отдыхай и, главное, тусуйся, тусуйся, пофлиртуй с кем— нибудь, только не с длинноногими барышнями в бриллиантах — бандиты, как правило, народ очень консервативный, с узкопатриархальным воспитанием.

Грогин нацелился на бутерброд с балычком, слегка сдвинул Зюзина, протянул руку и увидел идущего к нему подполковника Скороходова Никиту Трофимовича в малиновом пиджаке навырост. Никита Трофимович искренне обрадовался, увидев знакомое лицо, как радовался и другим знакомым лицам.

— Здравствуйте! А я смотрю: вы — не вы!

— Здравствуйте, видимо, это я.

— Как жизнь, сколько мы уже не виделись? Замечательно было в прошлый раз, и вы были великолепны.

— Да ну, так уж и великолепен.

— Не скромничайте. О, извините, надо засвидетельствовать почтение Святославу Геннадьевичу.

— Всего хорошего.

Зюзин проглотил сразу два бутербродика с красной икрой и запил их бокалом успевшего потеплеть шампанского.

— Грогин, ты мерзавец. Я тебя со всеми знакомлю, а тебе трудно представить меня человеку, который близко знает Святослава Геннадьевича.

— Зюзин, ты мне надоел со своей светскостью. У этого подполковника с отшибленной памятью я сидел в отделении, пока меня не вытащил оттуда вечно пьяный друг Сафиуллы Данила Сергеевич.

— Слушай, мне надо взять интервью у самого Святослава Геннадьевича, которое он, по слухам, не прочь мне дать. Пойдем со мной — если что, то лучше умереть с другом.

— Хорошо, попросим, чтобы забетонировали в фундаменте одного дома.

Грогин взял бокал шампанского и чокнулся с бокалом Жанны Богачук.

— Ваше здоровье, несравненная. Если мы не вернемся, считайте нас бизнесменами.

Жанна Богачук загримасничала и пустила через трубочку в свое шампанское несколько пузырьков воздуха.

— Петр, я же тебя предупреждал! Ради бога, не связывайся с этими школьницами, не знающими ничего, кроме мужской анатомии.


Луноход скучал, он не любил шумные сборища галдящих теток и хилых мужчин, каждого из которых он мог бы удавить двумя пальцами. Но обязанности есть обязанности, и пока Святослав Геннадьевич не скажет, придется здесь торчать.

Луноход задержал дыхание, чтобы не втягивать в себя французский освежитель воздуха подполковника Скороходова: зачем держать на подсосе мента, от которого никакого толка, впрочем, Святославу Геннадьевичу, конечно, виднее, денег только жалко, ведь столько еще надо: поменять машину, достроить дачу, ремонт в квартире, а эти кровососки — одна Жанка, стерва, чего стоит…

— Позвольте.

Луноход посторонился, и в дверь кабинки Святослава Геннадьевича, тихонько постучав, юркнул Крючок.


— Здравствуй, Святослав Геннадьевич.

— Крючок, я устал ждать, когда бабки принесешь?

— Святослав Геннадьевич, дела не идут, кругом двери бронированные, замки, сигнализация, собаки, конкуренты, дороговизна, представляешь, сколько Буратино за несчастную фомку стал брать?…

— Крючок, меня не волнуют твои дела, ты должен приносить свою долю, тебя же, дурака, потом из общака на зоне греть будем.

— Святослав Геннадьевич, на какой зоне, типун тебе на язык, и так весь на нервах, еще ты.

— Все равно проколешься — ты старый, пьющий, самообразованием не занимаешься.

— Да ну что ты, ей богу! У тебя шутки, елки-палки!

— Ладно, чтобы в понедельник деньги были, не принесешь — счетчик включим.

— Мне счетчик? Святослав Геннадьевич, да мы с тобой… Да я столько тебя… Да мы…

— Крючок, я все помню, если бы я не помнил, с тобой бы Луноход разговаривал. Мне, думаешь, приятно со всеми разбираться, у меня врагов, знаешь, сколько? Либо ты, либо тебя — сам понимаешь.

Крючок расстроенно прикрыл дверь кабинки Святослава Геннадьевича. Он пригладил и без того прилизанную бриллиантином прическу и, не обращая внимания на Лунохода, заинтересованно разглядывавшего его некрепкую шею, ушел в глубину зала напиваться дармовым трехзвездочным коньяком.


Зюзин постукал по плечу Лунохода указательным пальчиком:

— Можно нам побеседовать со Святославом Геннадьевичем?

— Ты что, педик, меня руками трогаешь?! Я тебя…


Еще от автора Юрий Александрович Горюхин
Канцелярский клей Августа Мёбиуса

Рассказы и небольшая повесть Юрия Горюхина были написаны в течение последних десяти лет. Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот что объединяет представленные в книге произведения.


Блок № 667

Будущее, прошлое, параллельное можно вообразить каким угодно, — автор отсек одну половину человечества. Адресуется всем нетрадиционно воспринимающим традиционную реальность.


Мостики капитана

Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот, что объединяет представленные в книги произведения.


Полуштоф остывшего сакэ

Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот, что объединяет представленные в книги произведения.


Воробьиная ночь

Воробьиная ночь по славянской мифологии — ночь разгула нечистой силы. Но пугаться не надо, нечистая сила в этом сочинении, если и забавляется, то с самим автором, который пытается все растолковать в комментариях. Если и после комментариев будет что-то не ясно, нужно переходить к следующему сочинению — там все по-простому и без выкрутасов, хотя…


Рекомендуем почитать
Еврейка

Сборник коротких рассказов о жизни людей. Место действия всех историй — Израиль, время — период начала второй интифады нулевых, Второй Ливанской войны 2006 года и до наших дней. Это сборник грустных и смешных историй о людях, религиозных и светских, евреях и не очень, о животных и бережном отношении к жизни вне зависимости от её происхождения, рассказы о достоинстве и любви. Вам понравится погрузиться в будни израильской жизни, описанной в художественной форме, узнать, что люди в любой стране, даже такой неоднозначной, как Израиль, всегда имеют возможность выбора — любви или предательства, морали или безнравственности, и выбор этот не зависит ни от цвета кожи, ни от национальности, ни от положения в обществе.


Чёртовы свечи

В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.


Первый и другие рассказы

УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.


Анархо

У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.


С любовью, Старгерл

В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?


Призрак Шекспира

Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.