Встречи господина де Брео - [57]

Она умолкла. Оба стали прислушиваться. Листья глухо шумели в трепете невидимого ветра, словно желая шорохом своим подтвердить слова г-жи де Блион.

— Пускай, — снова начал после молчания лесной обитатель, — пускай за дерзкое проникновение сюда заплачу я смертью; в вашей власти сделать ее сладостной и достойной зависти. Случается, что красота чувствует сострадание к любви. Когда бы мои губы могли только коснуться этой руки, что делает мне знак удалиться! Быть может, эта милость изменила бы мой внешний вид и позволила бы найти свой настоящий облик…

И г-н де Брео, так как это был он, освободившись от костюма и рогатого парика, придававших ему странный вид, поднялся на ноги и подошел к г-же де Блион. Видя, что та при его приближении ступила назад, как будто на этот раз она на самом деле собиралась бежать, он печально улыбнулся и с грустью произнес:

— Сударыня, не бойтесь. Неужели вы думаете, что я поступлю с вами хуже, чем лесной полузверь, шкуру которого я только что снял. Нет, нет, сударыня. Если бы я хотел прибегнуть к силе, чтобы добиться от вас того, что заслужить готов я был бы всею жизнью, неужели я не воспользовался бы маскарадным костюмом, который покрыл бы мое насилие? Все это ряженье мне было нужно лишь для того, чтобы сюда проникнуть, упасть к вашим ногам и вам сказать, что есть на свете человек, чьи ум и сердце заняты вашей красотой.

Г-жа де Блион сделала движение остановить его, но г-н де Брео продолжал:

— Я даже не скажу вам, как я зовусь. Мое имя скромно и вам незнакомо. Я вас люблю, сударыня, вот все, что важно знать вам относительно меня. С тех пор как я вас увидел, ваш образ непрестанно стоит передо мною. Им заняты мои мысли. Он сопутствует моим желаниям. Конечно, я мог бы скрыть от вас чувства, меня одушевляющие, и не подвергать их опасности быть отвергнутыми вами. Вместо того чтобы громко вам их высказать, я мог бы питать их втайне и избегнуть горечи встретить безразличие с вашей стороны. Тогда в своем несчастье винил бы я свое молчание и свою робость. От вас мне остался бы только очаровательный образ, сокровище моих воспоминаний, которым я в мечтах свободно могу располагать по своему усмотрению. Ваша красота без запретов не сделалась ли бы послушным наслаждением моих ночей? Нагая, лежа рядом со мною, она повиновалась бы моим капризам, так как ничто не защитит женщину от мечтаний мужчины. Они должны мириться с неизвестными и неизбежными любовниками, которым они не могут отказать в воображаемых ласках. Почему бы мне так не поступить, сударыня? Но должен признаться, что я считаю за некоторого рода низость злоупотреблять даже тенью любимой, а я вас люблю, сударыня, и то, чего от вас желаю, не пустой призрак. Это вы сами, ваше очаровательное тело и прелестное лицо, созданные для любви и наслажденья.

Фонтан журчал тихонько меж неподвижных деревьев, пока г-н де Брео так говорил. Когда он умолк, г-жа де Блион некоторое время пребывала безмолвной, наконец голосом, которому она старалась придать уверенность, начала:

— Любовь, сударь? Кто вам сказал, что я хочу такой любви, о которой вы говорите? Ах, все вы одинаковы, и мужчины даже не предполагают, насколько слова их, самые искренние, — оскорбительны. Как! Разве любовь, что вы предлагаете, не состоит из наслажденья, которое доставит вам первая встречная и которого вы от нас требуете, не справляясь, находим ли мы удовольствие в этих ласках, кончающихся тем, что быстро понижают нас в ваших глазах, потому что если раньше они представлялись вам чем-то особенным и прелестным, то вскоре начинают казаться чем-то таким, в чем все женщины равны между собою, так что вы даже не видите оснований к благодарности, которую вы нам обещали?

Г-жа де Блион продолжала, все более оживляясь:

— Вы оказываете мне честь, испытывая ко мне желание, которое современный язык зовет любовью, и я охотно верю, что это движение ваших чувств искренне и даже что в нем есть некоторая подлинная сила и увлечение; но, говоря по правде, долговечно ли оно? Оно возникло, сударь, от мимолетного впечатления, развившегося в незанятом уме и в одиноком воображении, но неизвестно, останется ли оно после прикосновения наших тел, после поцелуя наших уст. Во мне вы видели лишь зыбкий образ, который вам понравился, нравится еще и теперь и возродить иллюзию которого вы ищете во мне. Увы, сударь, уверены ли вы, что я такова, как ваше воспоминанье? Вы не боитесь испытания действительностью? Женское тело не всегда таково, каким оно кажется под складками одежды, удаленное подмостками, и то, чего вы желаете от моего тела, поведет вас к новым открытиям, которые, быть может, будут не в мою пользу. То, что вы зовете любовью, придает лицам неожиданные выражения. По вкусу ли придется вам мое лицо, и не пожалеете ли вы об образе, созданном вами и еще закрывающем от ваших глаз тот, который может показаться вам до такой степени различным, что вы не найдете утешения от перемены, в которой вы ничего не выиграли?

Она продолжала:

— Я думаю, сударь, вы не преминете уверять меня, что ваше желание приобрело от впечатления, его породившего, силу, которой я должна быть только довольна, и что многие женщины не отказались бы принять поклонение такого рода и такой пламенности, которое внушается не всеми. Ах, сударь, разве подобный образ мыслей так распространен? Я в самом деле думаю, что мы тоньше в этом отношении, чем представляют себе мужчины. Вы думаете, мы очень заботимся об этих восторгах, из которых большинство женщин извлекает больше, может быть, тщеславия, чем удовольствия? Тело наше нежно и хрупко, сударь. Настолько ли нравится ему, как это утверждают, быть потрясенным во всем существе натиском, чаще его утомляющим, чем пленяющим? Силе мужчин мы скорее подчиняемся, чем наслаждаемся ею. Эти яростные и повторяющиеся порывы скорее нас удивляют, чем забавляют, и я знаю многих женщин, которые предпочли бы этим грубоватым доказательствам внимания иные, более сдержанные ласки, более скромные, что нас волнуют и тревожат сильнее, чем определенность, которую спешите вы нам предложить. И я часто думала, что любовь совсем другое, чем то, что вы из нее сделали, и я охотно вам скажу, какою я ее себе воображаю.