Встречи господина де Брео - [56]
На одной из них г-жа де Блион любила сидеть, мечтая. Мысли у нее не всегда были приятны. Думая о самой себе, она не испытывала того удовольствия, какое обычно находят женщины в этом занятии. Ей было несколько печально думать о судьбе своей красоты. До некоторой степени она досадовала на нее за то, что та подвигла ее мужа к таким необычайным крайностям. Затем мечтания ее переходили на другое. От некоторых на лице ее появлялось выражение смущения и сожаления, и она оставалась сидеть на скамейке, прислушиваясь к журчанью воды и шороху листьев, из которых многие начали уже опадать, усеивая землю своими маленькими золотыми и пурпурными полумасками, словно сорванными с лица самой осени.
Так она и в этот день смотрела, как медленно падают они, словно повиснув в прозрачном воздухе, как вдруг ей послышался легкий скрип песка за древесной шпалерой, к которой была прислонена скамейка, и в то же время несколько птиц слетело с дерева. Кто потревожил их покой? Г-жа де Блион прислушалась. Ничто не нарушало тишины. Два падающих листа опустились и коснулись воды в бассейне. Г-жа де Блион наблюдала за ними с минуту, потом обвела глазами вокруг, и вдруг крик готов был сорваться с ее губ, но остановился в горле, от неожиданности того, что она увидела.
В отверстие шпалеры просунулась голова. Длинные локоны обрамляли неожиданное лицо, над которым высились два позолоченных рога. Вдруг кустарник раздвинулся, и г-жа де Блион увидела перед собою всю фигуру человека, необычайную и напоминающую лесную пастораль. Туловище одето было в костюм зеленого бархата, но на ногах не было копыт, или они были скрыты элегантными сапогами. Сильван простирал к ней руки, но так как г-жа де Блион сделала движение бежать, обитатель лесов, вместо того чтобы накинуться на свою добычу, бросился на колени, и из его уст до слуха г-жи де Блион донеслись благозвучные и размеренные слова.
— О, не бегите, очаровательная, — так говорил он, — и не показывайте с такою жестокостью, что вы не одобряете моего присутствия в этом саду! Всегда в лесах и рощах водились подобные мне существа, и их вид, каким бы диким он ни был, не имеет в себе ничего ужасного для взора. Наш удел — не в том, чтоб вредить. Ошибочно кое-какие злые проказы приписаны нам баснословием. И если некогда это и было справедливо, то время нас исправило, и век, в котором мы живем, распространил даже до глухих наших и уединенных убежищ свою вежливость и обходительность. Так, ноги наши остерегаются топтать цветы. Наши руки не похищают больше, как встарь, яиц и птенчиков из гнезд. Сами рога не служат больше для того, чтоб ударять врага. Мы миролюбивы и добры. Нам мил запах листвы и зеркало ручьев. И потому, — вместо того, чтобы бежать, будьте доброжелательны к одному из нас. Правда, нет у него подарка для подношения — ни гроздий, сладостных на вкус, ни цветущих гирлянд, ничего, что обычно располагает к благосклонному приему незнакомца, тем не менее, примите его почитание и не доставляйте ему неудовольствия видеть, как красавица, обожаемая им, выказывает к нему ужас, какого он не заслужил и от которого никогда не утешится.
Речь сильвана, казалось, несколько успокоила г-жу де Блион. Не вставая с колен, он продолжал нежным и убеждающим голосом.
— К тому же, разве я для вас уже совершенно неизвестен? Порывшись в памяти, вы, может быть, отыщите далекое и слабое воспоминанье о моей наружности. Неужели она вам так чужда? Как, этот зеленый бархатный костюм, эти позолоченные рога не приводят ничего вам на ум? Мы не всегда в виде умоляющих предстаем очам красавиц. Иногда нас оживляет резвая веселость. Наши лица бывают озарены смехом. Музыка управляет движениями наших членов. Однажды вечером я видел, как некоторые из нас плясали вокруг танцующей нимфы. Она была желанна и прекрасна — в серебряной одежде, как нимфа источников. О, зрелище блаженной ночи, воспоминанье о тебе преследует меня доныне! Не столь счастливый, как мои собратья, я не был закован в цепи руками победительной нимфы, но я присутствовал при этих играх, и если…
При намеке на вердюронский праздник г-жа де Блион покраснела: ее щеки быстро покрылись пурпуровым румянцем.
— Берегитесь, слишком смелый сильван, берегитесь! — вскричала она. — Бойтесь вступать слишком дерзко и безрассудно в эти места. Здесь не найдете вы того, чего ищете. Нимфы, о которой вы говорите, больше не существует; я ее не знаю, мне неизвестно, была ли она на самом деле, а не в пустом сновиденье. К тому же знайте, что хозяин этих деревьев, этих фонтанов не благосклонен к сильванам и нимфам. Не любит он, чтобы гуляли среди его листвы, смотрелись в поверхность его вод. В его садах не безопасно. Сторожевые псы хранят входные аллеи. Смотрите, как бы они не сбежались, оскалив зубы и разинув пасть. Мне кажется, я уже слышу, как они бегут за вами по пятам, и лай их раздается у меня в ушах. Бегите, сильван, пока есть время! Не ждите, чтобы они схватили вас за икры и разорвали ваше тело. А то содранная с вас кожа будет сохнуть на какой-нибудь ветке. Какую могу оказать я вам защиту, и, кто знает, сама-то я…
Имя Анри де Ренье (1864—1936), пользующегося всемирной и заслуженной славой, недостаточно оценено у нас за неимением полного художественного перевода его произведений.Тонкий мастер стиля, выразитель глубоких и острых человеческих чувств, в своих романах он описывает утонченные психологические и эротические ситуации, доведя до совершенства направление в литературе братьев Гонкуров.Творчество Анри де Ренье привлекало внимание выдающихся людей. Не случайно его романы переводили такие известные русские писатели, как Федор Соллогуб, Макс Волошин, Вс.
Романы о любви, о первой страсти, что вспыхивает в человеке подобно пламени. Но любовь — чувство особенное, и пути ее разнообразны. Поэтому, хотя сюжетно романы и похожи между собой, в каждом из них столько нюансов и оттенков, столько пленительного очарования, что они способны доставить истинное эстетическое наслаждение современному читателю.
Наиболее значительный из французских писателей второй половины XIX века, Анри де Ренье может быть назван одним из самых крупных мастеров слова, каких знает мировая литература. Произведения его не только способны доставить высокое эстетичное наслаждение современному читателю, но и являются образцом того, как можно и должно художественно творить.Перевод с французского под общей редакцией М. А. Кузмина, А. А. Смирнова и Фед. Сологуба.
Романы о любви, о первой страсти, что вспыхивает в человеке подобно пламени. Но любовь — чувство особенное, и пути ее разнообразны. Поэтому, хотя сюжетно романы и похожи между собой, в каждом из них столько нюансов и оттенков, столько пленительного очарования, что они способны доставить истинное эстетическое наслаждение современному читателю.
Спокойный ритм, пастельные тона, бодрящий морской воздух… да, пожалуй, «Амфисбена» — самый светлый роман де Ренье.В романе «Ромэна Мирмо» — все иначе: он подобен темному красному вину, такой же терпкий и обжигающий; его ритм — тревожные, глухие удары тамбурина; его краски — краски огненного заката.Но объединяет эти романы одно: тщетность человеческих усилий в борьбе с таким могущественным противником, как Любовь.
РЕНЬЕ (Regnier), Анри Франсуа Жозеф де [псевд. — Гюг Виньи (Hugues Vignix); 28. XII. 1864, Он-флер (департамент Кальвадос), — 23. V. 1936, Париж] — франц. поэт. С 1911 — член Франц. академии. Происходил из обедневшего дворянского рода. Обучался в парижском коллеже. С сер. 80-х гг. Р. вошел в круг молодых писателей, образовавших школу символизма, был завсегдатаем «лит. вторников» вождя школы С. Малларме, к-рый оказал на него влияние. В течение 10 лет выступал в печати как поэт, впоследствии публиковал также романы, рассказы, критич.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.