Встречаются во мраке корабли - [41]

Собственно, ничего особенного не произошло, да что там говорить — ровным счетом ничего не произошло. Минуту он нежно прижимал ее к себе, даже не целовал («И как мне это не пришло в голову!» — удивленно подумал он), но почему-то Эрика, бредущая сейчас за ним по снегу, под хмурым, тяжелым, погасшим небом, никак не совмещалась в его сознании с той девушкой, о которой он только что думал. Была кем-то иным. Более близкой… Или далекой… Более знакомой или более чужой… Одним словом, кем-то совсем иным.

Ну и характерец, однако! Скорей с ног свалится, но чтобы первая голос подала — дудки. Павел остановился.

— Отдохнуть не хочешь?

И вдруг рассмеялся. Эрика так запыхалась, что даже ответить была не в состоянии.

— Почему ж ты не сказала? Мы бы посидели.

Он снял куртку и положил ее на ближайший пень.

Минуту было тихо, Эрика тяжело дышала, сердце ее билось где-то в горле.

— Закурим? — наконец с трудом произнесла она.

— Минут через десять. Передохни немного.

Тон был властный, необычный, она подняла на него глаза, но он смотрел куда-то вбок и тоже был какой-то другой, незнакомый.

Они шатались по горам почти до трех часов.

Уже у самой базы встретили Худого.

— Я боялся за вас, ослы. Эрика ничего не смыслит, но ты-то! — с возмущением обратился он к Павлу. — Эгоист, только о себе и думаешь. А того не учитываешь, что она в горах пока что ноль без палочки и за ней следить надо. Сегодня-то ведь будь здоров как опасно.

— Ну, знаешь! — возмутился Павел. — Я, между прочим, тоже не намерен погибать под лавиной. А поскольку я, как ты утверждаешь, эгоист, то если б угрожала опасность…

И вдруг, не сговариваясь, они с Эрикой расхохотались. Худой посмотрел на него, на нее, резко повернулся и ушел.

А они постояли еще минуту, глаза их встретились.

«Люблю ее», — подумал Павел.

«Нет, не люблю его», — подумала Эрика.

* * *

— Пики, — объявила она.

— Без козыря.

— Три пики, — выскочил Худой. Должно быть, карта у него была хорошая и он хотел не прекращать торговли, чтобы сыграть более высокую игру.

В эту минуту к ним подошла Марта.

— Павлик, карты советую отложить. К тебе гости.

— Отцепись. — Павел сидел спиной ко входу. — Какие там еще гости, когда они прут на малый шлем!

— И все же советую…

Было в голосе Марты нечто такое, что заставило всех обернуться; мертвая тишина воцарилась вдруг за столиком. Эрика не поняла, в чем дело, но увидела направлявшуюся к их столику красивую девушку в белом кожушке и (это в горах-то!) в замшевых сапожках на котурнах.

Один только Худой ничего не заметил и потому обозлился:

— Ну, в чем дело? Что это, бридж или чижик? Что ты сказала, Эрика?..

И тут увидел, что Павел, положив карты на угол столика, встает. Худой обернулся, сжал губы.

— Спокойно, Бруннер, — наклонился он к Эрике. — Спокойно, ясно?

Понимала — не понимала — понимала — знала: то, что происходит, угрожает спокойствию нескольких дарованных ей дней.

Павел с девушкой уже были у столика.

— Привет, Алька, — приветствовала ее Марта.

А Павел, обращаясь к Эрике, сказал:

— Познакомьтесь, моя сокурсница.

— Откуда ты взялась тут, Алька? — удивленно спросил Худой.

В голосе его не слышалось восторга.

— Как это откуда? — неприязненно вставила Марта. — По Павлику стосковалась.

По ней тоже видно было, что Альку она не переносит.

— Угадали, я приехала Павку навестить. Он обещал вернуться пораньше, но, как видно, обязанности няньки по отношению к «трудному случаю», который пришлось увезти из дома, чтобы не похабить маме праздники…

Секунду стояла тишина, потом раздался звук пощечины, потом с шумом упал стул, послышался глухой, шлепающий топот расшнурованных ботинок.

Глядя на Павла, Алька держалась за щеку.

— Ты, хам!.. — начала было она, но смолкла.

Павел стоял бледный, как стена. Между бровями у него появилась продольная морщинка.

— Как ты смела? — сказал он таким сдавленным голосом, что только Алька услышала его слова.

— А откуда мне было знать, что это она и есть?

— Не лги. Она была в твоей куртке, в твоих штанах. Ты знала, что я тут с ней, а остальные тебе знакомы. К тому же я как-то показывал ее тебе. Ты знала, как важно мне было дать ей передохнуть хоть немного. И все же приехала, чтобы все нам испортить. Из глупой, идиотской ревности. Убирайся, чтобы глаза мои вовек тебя не видели.

— И не увидишь. «Нам!» Может, не столь уж идиотская была моя ревность, если «вам» испортила. Ты обманывал меня. С тех пор, как появилась в Варшаве твоя дурацкая, взбалмошная подопечная.

Павел двинулся было к Альке, но Худой схватил его за руку.

— Оставь, времени жаль.

Павел стиснул кулаки, так что косточки побелели. Секунду постоял еще, а потом вылетел из зала, хлопнув дверью с грохотом, достойным Эрики в лучшие ее времена.

* * *

Она как ветер мчалась вниз по лестнице. «Обязанности няньки по отношению к трудному случаю». Вот она, правда. Вот почему Павел пригласил ее ехать с ним в горы. Где же они, черт возьми, ведь сюда их поставила! Ага, порядок. Что-то грохнулось, она надела лыжи тут же, у базы, и, с силой оттолкнувшись палками, проехала несколько метров до места, где начинался подъем на Карчмиско. Было жарко, она стянула куртку. «Ее», — мелькнуло в мыслях, и в ту же секунду она швырнула куртку в двух шагах от вытоптанной тропки.