Встреча с заоблачной Монголией - [16]
Хочу отметить, что каньон реки Чулуутын-Гол достигает в глубину 100–150 м, в длину 25 км, при этом ширина достигает 100–150 м.
Наш путь ещё долго проходил вдоль каньона реки Чулуутын-Гол, пока мы не остановились на ночлег в горной местности, неподалёку от рек Хануйн-Гол и Хойт-Тамир-Гол.
На следующий день к обеду мы прибываем в Цэцэрлэг – центр аймака Архангай. Цэцэрлег стоит у отрогов Хангайского хребта, и его название не зря переводится с монгольского языка как «парк». Он всегда славился своими посадками деревьев, палисадниками у домов, рощами и перелесками. Андраш Рона-Тас о посещении Цэцэрлега рассказывает:
«После полудня в большом театре Кара прочитал на монгольском языке реферат о Венгрии и нашем путешествии, а вечером посмотрели мы три монгольских фильма. Один из них – репортаж в виде фильма по поводу 35 годовщины создания МНР – его мы уже видели в столице, зато в первый раз посмотрели мы два сюжетных фильма. Особенно нас заинтересовал тот, который содержал переживания пастухов во время суровой зимы. Один запасся кормом и пережил зиму со своими животными, но его легкомысленный сосед пренебрёг этим и потерял всех животных. Признаться, что не столько я наблюдал игру актёров, сколько знакомился с зимними заботами пастухов. Сохранение корма на зиму ведь является здесь чем-то новым. В начале двадцатых годов об этом было почти неизвестно. Если снег был таким обильным, что животные не могли докопаться до травы, они погибали с голоду. При неблагоприятной погоде раньше в течение зимы погибало 40–60 % поголовья скота. Кормовое хозяйство не так легко здесь организовать в условиях кочевой жизни… Взрослые животные ещё до сегодняшнего дня зимуют под открытым небом. Великолепной сценой в фильме является паника стада, бегущего от снежной пурги».
В Цэцэрлэге встречает нас известная уже мне скала, «Великий Камень Гуннов», которая уступом спускается в город. Здесь со времени моего первого визита многое изменилось. Идут работы по восстановлению старого здания дацана. От него вниз ведёт широкая многоступенчатая каменная лестница, а на ней расположена кумирня, статуи божеств, а в самом низу – новая стоянка для автомобилей посетителей музея. Кроме того, работает исторический (краеведческий) музей с многими залами и экспозициями. Из окна второго этажа дацана виден весь город. Это ряды каменных и деревянных зданий под живописными красными и синими крышами. Кругом заметны посадки лиственниц.
Я снова ступаю по розовым гранитным плитам этой знаменитой скалы, прохожу мимо большого овоо и вместе с двумя монгольскими женщинами совершаю обряд обхода вокруг овоо и бросаю в воздух зёрна ячменя.
Когда пытаюсь подняться выше по скале, женщины показывают мне знаками, что вверх идти нельзя. Но недолго сокрушался я об этой задержке. Подошли два монгольских парня и вместе мы совершили подъём почти на самую вершину скалы, где на плитах стояло несколько овоо, украшенных синими платками. Капли воска на камнях вокруг них говорили о том, что, возможно, обряды совершались здесь в большой праздник (Цагаан Сар – Буддийский Новый Год) в раннее время утра, когда было ещё темно.
Цветная дорога
Синее небо, гранитные скалы с древними белыми письменами, пробивающиеся сквозь трещины цветы высокогорья, и лежащий у подножия скалы старый город, сохранивший свою веру, свои святыни. Я узнавал и не узнавал этот город моей молодости. Я вспоминал, что осенью 1969 года без раздумий поднялся на самый верх скалы, инстинктивно догадываясь о её великом прошлом.
Внезапно ребята остановились перед самой вершиной и знаками показали мне, что дальше идти нельзя – впереди царство высших божественных сил.
Я не знал, кто и когда бывает выше этой запретной отметки, но табу это чётко соблюдается буддистами.
В 1969 году я побывал на самой вершине, где была поросль лиственницы, а узкий гребень обрывался с одной стороны в пропасть. Говорили, что жертвоприношения в давние времена совершались с человеческими жертвами (возможно, сбрасывали пленённых врагов).
Спуск наш прошёл быстро, внизу мы сфотографировались вместе и расстались.
Этот незабываемый день в Цэцэрлэге не мог закончиться буднично – нас ждало посещение прекрасного аймачного краеведческого музея, расположившегося у подножия «Великого Камня Гуннов».
Залы этого хорошо организованного центра старины вместили в себя традиционную одежду и наряды разных эпох; юрту с её хозяйственным инвентарём, посудой и оснащением для приготовления молочных продуктов. Здесь я обнаружил уже знакомую мне из книги «Монголия. Следами номадов» посуду для кумыса, лопатку для выполнения обряда разбрызгивания первого кумыса (айрыга) в дар поклонения добрым духам. Тут же был ковш для черпания кумыса.
Мардзан Шераб – редкий по таланту монгольский художник – в своих картинах старался запечатлеть народные обычаи: «На первом плане в середине замечаем отдельные элементы торжества. В правой верхней части картины едут два всадника с красными остроконечными маньчжурскими шапками на головах. В руке они держат удивительные деревянные лопатки, разделённые на девять частей. Лопатки украшены развевающимися ленточками. На шесте, переброшенном через сёдла, свисает большой деревянный подойник, а в нём белеет кумыс. Всадники окунают лопатки в кумыс и распрыскивают напиток духам неба, земли, гор и вод, к памяти Чингис-хана и его сынов. «Кумысная выпивка» – обряд разбрызгивания кобыльего молока – является очень распространённой среди монголов. В Хатгале один дархат показывал мне заботливо сохраняемую лопатку и объяснял, что девятка – это счастливое число. Символизирует она одновременно увеличение дойности кобылы, так как за одним движением лопатки одно дело состоится девять раз».
