Встреча на высшем уровне - [12]

СОЛДАТ. Я никогда не читал её.

ЕВА. Я могу испытывать уважение к тем, кого преследуют из-за религиозных убеждений, пусть даже ошибочно. А распущенный человек подл и застенчив.

СОЛДАТ. Но я не еврей. Я немец.

ЕВА. Ворона в павлиньих перьях всё та же ворона. Не усложняй нам задачу. Не вынуждай нас прибегать к мерам, о которых позабыла даже церковь. Поверь, я была бы счастлива, если б евреи остались в Германии. Нашей военной промышленности больше пользы от одного еврея, чем от двух-трёх иностранных пленных. Вы говорите на нашем языке, не устраиваете саботаж, нам не надо тратить силы и средства, чего, видит бог, мы не можем сейчас позволить, на перевозку вас из самой… откуда-нибудь. Разве ты не видишь, что безопаснее жить со своим собственным народом? (Прикалывает ему на грудь жёлтую звезду.) Попробуй теперь выйти на улицу — далеко ли уйдёшь? И куда тебе идти? К кому обратиться за помощью? Где добыть еду? Не изменяй вере, и смерть дарует тебе славу. Если это не шутка. (Нежно обнимает его за плечи.)

СОЛДАТ. Смерть?

ЕВА. Присядь. Здесь никто не умрёт. Ты испытал потрясение. Ты чувствуешь себя измученным, униженным. Ты запутался и больше не понимаешь, что правильно, что нет — это естественно. Но ты должен верить.

СОЛДАТ. Во что?

ЕВА. Всегда есть выбор. Но свобода — это не цель, а средство, которое нужно строго контролировать и подавлять, когда надо, если мы хотим создать на земле идеальное государство. Без веры мир никогда не станет лучше. Конечно, люди будут страдать, они всегда страдали и всегда будут, но они будут страдать ради великой цели, а это — самое лучшее в жизни. Разве не так?

СОЛДАТ(робко пытается вырваться из объятий). Я — немец.

ЕВА. С библейских времён евреи не сознавали большей принадлежности к своей расе. Вы сами к этому шли. Пока они жили здесь, прикидываясь немцами, они и считали себя немцами. Их немецкие окна разбили, их немецкие имена стёрли с немецких военных мемориалов. На четвереньках они скребли немецкие тротуары немецкими зубными щётками. Теперь у них не осталось ничего, кроме их еврейства. После Артура Бальфура [36] я сделала больше всех для еврейского самосознания.

КЛАРА. И они тебе благодарны?

ЕВА. А, благодарность! Никогда не жди её, особенно от сирот. (СОЛДАТУ.) Теперь спи. Спи. Я развею твои тревоги. (Закрыв глаза, прижимает пальцы к вискам.) Нет тревог, нет надежды. Нет надежды, нет ненависти.

КЛАРА. Cara, ты была великолепна.

ЕВА. Что-то ты не очень мне помогала.

КЛАРА. Мне казалось, ты была в упоении.

ЕВА. В упоении? Я? Да у меня не осталось сил — ни физических, ни душевных. Ты не представляешь, как это выматывает — добиваться от нации потворства, а от жертвы уступчивости. Но как ещё можно наказать тех, кто не чувствует вины? Прежде чем дети сами узнают, что такое безнравственность, им нужно объяснить. Иначе наказание не подействует. Они станут сопротивляться.

КЛАРА. Разве они не сопротивляются?

ЕВА. Кто? Они? Не слишком. Против них сила истории. И мораль. Самая большая ложь, даже если её опровергнуть, оставляет после себя следы сомнений, как веник оставляет по углам пыль. Едва наказание становится законным, его считают сперва логичным, затем обычным и, наконец, заслуженным. У всех, кто отворяет дверь в полицейский участок, совесть немного не чиста.

КЛАРА. Cara, говно есть говно… (Указывая на модели.) …даже если выглядит вот так.

ЕВА. Говорить это — в истинно итальянском духе.

КЛАРА. Подчёркивать это — в истинно немецком духе. Давно собиралась спросить, cara… этот бант… если хочешь надеть… вдруг… можно мне?.. (Прикалывает украшение к платью ЕВЫ.) Господи, какая плотная ткань.

Сирена воздушной тревоги.

КЛАРА. Ehi, Madonna mia, что это?

ЕВА. Налёт.

КЛАРА. Что будем делать?

ЕВА. С места не двинемся. Женщины, как мы, должны выступать единым фронтом.

Звонит телефон. ЕВА снимает трубку.

ЕВА. Ja… am Apparat… wir werden selbstverständlich der Einladung des Führers Folge leisten… Auf Wiederhören.[37](Кладёт трубку.) Великие люди из зала заседаний спустились в бомбоубежище. Я сказала, что мы идём к ним. (Берёт сумочку.) Я давно мечтала о том, как мы собьем английский самолёт, оттуда выпрыгнет пилот, раскроет парашют и приземлится в саду Канцелярии. И пилотом окажется Кларк Гейбл.

КЛАРА(вздыхает). Eechi.

ЕВА. Единственный мужчина, которому не нужен костюм, чтобы быть героем.

Слышен звук приближающегося самолёта.

ЕВА. Теперь никто не помешает нам выйти отсюда.

КЛАРА. Так может, нам пора?

ЕВА. Даже Лесли Ховард… И всё же он немного… слишком слаб, и не заслуживает любви такой женщины, как Скарлет. Женщины, способной в одиночку противостоять всему миру, пока не встретит… Обожаю предаваться иллюзиям.

КЛАРА. Тогда остаётся лишь одна надежда… создать миф.

ЕВА. Так давай создадим. Мужчины живут мифами. А женщины их создают. Мужчины тянутся к совершенству. Но не способны разглядеть мелочи.

КЛАРА(указывая на СОЛДАТА). А он?

ЕВА. Миф, который переживёт нас всех. Злодеи станут жертвами, жертвы станут злодеями. Лет через двадцать. Каждому времени нужны те и другие.

Вдалеке разрывается снаряд.

КЛАРА. Это бомба?

ЕВА. Скорее всего, зенитки. Может, они сбили самолёт Кларка Гейбла. Надо бы мне подкрасить губы. Для Кларка.