Они так тесно прижимались друг к другу, что «молния» на Алинином костюме впилась ей в грудь, но боль была сладостной, легко переносимой. Руки ее обнимали худенькое тело женщины, она была вся, целиком, в Алининой власти, и душа Алины пела и ликовала, это был ликующий гимн, взлет стаи голубей, пение реки. Алина закрыла глаза, полностью сливаясь с той, другой, воедино, отгораживаясь от внешнего мира, от сумеречного света; внезапно она ощутила огромную усталость, но была уверена в победе, а победа была настолько безусловной и выстраданной, что Алина даже не торжествовала. Ей показалось, что кто-то из них тихо плачет. Очевидно, она, потому что щеки ее намокли, а скула болела, как от удара. Шея и плечи, сгорбленные под грузом бесконечных невзгод, тоже ныли. Открыв глаза (и, наверное, уже вскрикнув), она увидела, что объятия разомкнулись. Тут уж она закричала по-настоящему. Закричала от холода, от того, что снег забивался ей в рваные башмаки, а по мосту шла в сторону площади Алина Рейес, ослепительно прекрасная Алина в сером костюме; волосы ее слегка развевались по ветру, и она, не оглядываясь, уходила прочь.
Перевела с испанского Татьяна ШИШОВА
