«Встать! Сталин идет!»: Тайная магия Вождя - [37]

Дезинформационные слухи заполнили страницы многих газет и широко распространялись в столицах европейских государств. Создавалось впечатление, будто концентрация немецких войск — блеф, а мирное урегулирование германо-советских противоречий неизбежно. Эти сведения передавались в Кремль.

Сталин оказался в очень сложном положении. Было ясно: Германия готова напасть на СССР. Однако поступали сведения о том, что нацистское руководство осуществляет «психологический нажим» для укрепления «позиции силы» к предстоящим мирным переговорам.

Сталин не сбрасывал со счетов ни ту, ни другую информацию. А наша разведка доносила о разногласиях в верхушке нацистов: мол, Гитлер стремится сохранять мир с СССР и продолжать войну с Англией, а руководство вермахта хочет спровоцировать германо-советский конфликт. Чтобы не допустить такого столкновения, Сталин категорически требовал «не поддаваться на провокации».

Донесения о возможных сроках начала войны, как мы уже упоминали, не подтверждались, и это несколько успокаивало Сталина. 22 июня вполне мог оказаться еще одним ложным прогнозом.

Но подготовка к войне продолжалась. В частности, отдельные части Красной Армии подтягивались к западной границе. Это некоторые нынешние авторы рассматривают как подтверждение того, что Сталин готовил нападение на Германию, а Гитлер лишь опередил его. В оперативном планировании немцев вариант наступательных действий советских войск в расчет не принимался.

«Неприведение частей РККА в состояние повышенной боевой готовности свидетельствовало о выжидательно-оборонительной, а не наступательной позиции советского руководства… — пишет историк О.В. Вишлев. — Напасть на Германию означало бы для СССР в этих условиях пуститься в опаснейшую авантюру. Сталин же не был авантюристом, он был очень осторожным и расчетливым политиком».

Сталин хотел начать переговоры с Гитлером, но не желал проявить инициативу, полагая, что тот воспримет это как знак слабости. Были подброшены в Берлин «свидетельства» о сближении позиций СССР, Англии и США, чего весьма опасался Гитлер.

Обмануть фюрера не удалось. Он устроил инсценировку о будто бы допущенной Геббельсом утечке совершенно секретной информации в статье, опубликованной в нацистской газете: сообщение о готовящемся немецком вторжении в Англию. Тираж был срочно конфискован. Сталин предположил, что Геббельс предупредил Лондон о вторжении, чтобы сорвать этот план, сделать войну с Англией бесперспективной и толкнуть Гитлера против СССР.

Сталин ответил заявлением ТАСС от 13 июня 1941 года, где содержался призыв к Германии о переговорах. Но Гитлер молчал.

Сталин продолжал надеяться на мирные переговоры. Он опирался на поступавшую к нему информацию, каналы которой работали на полную мощность в последние предвоенные дни и часы. Однако сообщения советских разведчиков и дипломатов были сумбурны и противоречивы.

За последние 20 лет из этого потока сведений отбирались те, которые предупреждали о возможном начале войны 22 июня. Это вроде бы демонстрировало глупость и болезненную недоверчивость Сталина. Но легко быть критиком «задним числом»! А в то время никто из авторитетных аналитиков в СССР не гарантировал верность подобных (немногих!) данных. Ведь предыдущие донесения о более ранних сроках вторжения не оправдались. Да и что можно предпринять за считанные дни до агрессии? В предыдущие два месяца части Красной Армии на Западе и без того находились в постоянной боевой готовности. Некоторые из них в июне уже приступили к перевооружению.

Сталин имел основания для надежды предотвратить войну даже в последние дни перед ней. Вспомним случай, рассказанный Судоплатовым. В московском отеле «Метро-ноль» советская контрразведка перехватила двух немецких дипкурьеров. Одного заперли будто случайно в кабине лифта, а другого — в ванной его номера.

«Вызволили» застрявшего в лифте контрразведчики, которые за пять минут, имевшихся в их распоряжении, вскрыли его «дипломат» и сфотографировали лежавшие там секретные документы. Среди них было письмо Риббентропу посла Германии в СССР графа Шуленбурга, сообщавшего, что может быть посредником в урегулировании германо-советских противоречий. Шуленбург был одним из инициаторов и составителей Пакта 1939 года. Старый дипломат кайзеровской школы, он оставался верен бисмарковской традиции не вступать в военный конфликт с Россией. И доказывал это на деле, чем заслужил определенное доверие в руководстве СССР, в частности у Сталина. (В 1944 году Шуленбург был казнен гестапо.)

Судоплатов писал: «Хотя признаки приближающейся войны были очевидны, этот документ, позиция Шуленбурга и его высокая репутация подтверждали, что дверь к мирному урегулированию все еще не закрыта».

Итак, поток противоречивых слухов, взаимоисключающих дипломатических и агентурных донесений, экспертных оценок возрастал вплоть до 22 июня. Инициатива была на стороне Гитлера, Сталину оставалось только выжидать, каким станет очередной ход противника. Такова была объективная ситуация на тот период.

Может показаться, что на данном этапе дипломатия Гитлера оказалась более эффективной, чем сталинская. С этим нельзя согласиться. Отказ от переговоров — дипломатическая акция примитивная, показывающая не силу, а слабость того, кто избегает поединка, или его коварство. Но главное даже не в этом. В любой схватке, а тем более в продолжительном противостоянии, отдельные неудачи вполне естественны. Без них в сложных ситуациях не обойтись. Главное здесь не частности, а общий результат. Как известно, результатом был триумф Сталина и трусливая злоба и зависть его недругов.