«Встать! Сталин идет!»: Тайная магия Вождя - [35]

И тут Молотов, как свидетельствует Бережков, сделал резкий выпад:

— Но мы только что слышали, что Англия фактически уже разбита. Какая же из сторон ведет борьбу на смерть, а какая — на жизнь?

Гитлер был ошеломлен ответом, хотя и сдержался, проговорив невнятно, что Англия разбита еще не совсем, на этом направлении остается кое-что сделать, а вообще-то тема беседы исчерпана и переговоры продолжит Риббентроп.

На этот раз министр иностранных дел Третьего Рейха предложил СССР присоединиться к пакту трех (Германии, Италии, Японии). Начавшаяся воздушная тревога заставила их всех перейти в бункер. Молотов вновь отметил, что уверения в скором разгроме Англии выглядят неубедительно, так же как разъяснения по поводу пребывания немецких войск в Финляндии и Румынии. Риббентроп заявил, что «несущественные вопросы» следует обсудить по обычным дипломатическим каналам. На этом завершился визит советской дипломатической делегации в Берлин.

Теперь известно, что тогда уже разрабатывали стратегию нападения на СССР, а Гитлер накануне встречи с Молотовым издал 12 ноября 1940 года секретное распоряжение, где говорилось: «Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее время начинаются. Независимо от того, каким будет исход этих переговоров, следует продолжать все уже предусмотренные ранее приготовления для Востока. Дальнейшие указания на этот счет последуют, как только мною будут утверждены основные положения операционного плана».

Этот «План Барбаросса» был утвержден 18 декабря. Директива начиналась так: «Германские вооруженные силы должны быть готовы еще до окончания войны против Англии разбить Советскую Россию в стремительном походе… Приготовления должны быть закончены до 15 мая 1941 года. Особое внимание надо уделить тому, чтобы подготовку этого нападения было невозможно обнаружить».

Итак, фюреру дали понять, что СССР обеспокоен восточной политикой Германии, не исключает подготовку войны, но в то же время не боится этого и не собирается поступиться принципами, идти на сговор с фашистами. Но не потерпел ли Сталин в этом поединке поражения? Ведь через полгода гитлеровцы вторглись в нашу страну, и началась война, которую вождь советского народа не предвидел, чем и объясняются первые страшные наши поражения.

Чтобы так думать всерьез, надо быть очень наивным, мягко говоря, человеком. Ход переговоров показывает: Сталин понимал, насколько опасно поведение Германии для СССР и что войны с ней не миновать. Более того, вскоре к Сталину поступили разведданные о предполагаемом начале агрессии — 15 мая.

Что в такой ситуации мог предпринять СССР? С военной точки зрения самое логичное — опередить противника, первым нанеся ему удар. Политические результаты этого могли стать катастрофичными для Советского Союза. Он предстал бы как агрессор, вероломно нарушивший мирный договор с Германией. У нее появилась бы возможность, вступив в союз с Англией или добившись ее нейтралитета, завоевать симпатии мирового общественного мнения и дать достойный отпор врагу. Япония имела бы все основания объявить войну СССР.

Сталинская мирная политика была не пропагандой, а последовательной линией поведения в отношении других стран. К этому времени социалистическая система доказала свои преимущества перед капиталистической. Советский Союз превратился в сверхдержаву, с которой в Европе могла соперничать только Германская империя. Благодаря индустриализации быстро укреплялась оборонная мощь страны. Жестокий урок финской войны, хотя и победоносной, показал, насколько тяжело положение агрессора и как силен отпор тех, кто борется за свою свободу.

Сталин принял единственно верное решение: продолжать напряженную подготовку к войне, стараясь как можно дальше отодвинуть ее начало. Сказывались последствия военной доктрины Тухачевского, делавшего ставку на легкие танки, танкетки, тяжелые бомбардировщики. Если бы удалось отодвинуть начало войны до лета 1942 года, тогда СССР смог бы дать агрессору мощный отпор. К этому и стремился Сталин.

Но и Гитлер понимал это. Почему он не начал войну в мае 1941 года? Он упустил выгодное время начала лета, а потому его войска вышли к Москве лишь поздней осенью. Хотя, с другой стороны, Сталин знал о плане начала войны 15 мая и должен был подготовить отпор. Вторжения не произошло. Это создавало впечатление, что агрессия откладывается. С начала июня были веские основания считать, что Германия нападет не раньше следующего года.

Если Гитлер продумал такой вариант, то это свидетельствует о его незаурядной проницательности. Усыпив бдительность противника, он получил возможность провести стремительную операцию.

А что мог предпринять Сталин, даже уверенный в неизбежности скорого нападения фашистов? Спешно подтянуть к западной границе как можно больше войск и объявить о всеобщей мобилизации? Это было бы расценено как свидетельство агрессивных намерений СССР. Гитлер тогда представил бы Сталина вероломным поджигателем войны.

В любом случае невозможно провести крупную передислокацию войск и мобилизацию за две-три недели. Кроме того, концентрация сил у границы в случае мощного удара фашистов грозила потерей наиболее боеспособных частей Красной Армии и быстрой оккупацией практически всей Европейской России, на что и рассчитывал Гитлер.