Вспышка молнии за горой - [24]
Перед слепой,
Общепризнанной
Верой.
Для тех немногих
Атеистов в окопах,
Должно быть, ни Бог, ни война
Не имели
Большого значения -
Каким бы там
Ни было на сей счет
Общее мнение!
Foxholes
Тихие выборы, 1993 год
Сижу и любуюсь на маленькую деревянную горгулью
У себя на столе. Ночь холодна, но бесконечный дождь
Наконец прекратился. Болтаюсь где-то между нирваной
И полным небытием. Понимаю, что думаю слишком много
О смерти и о судьбе – и думаю слишком мало о чем-то земном,
О том, например, что туфли пора почистить. Мне б надо
побольше спать -
Но я чертовски привык просиживать здесь до рассвета,
Прислушиваться к полицейским сиренам и иным голосам
ночи.
Должно быть, мне б стоило стать одним из тех смешных
стариков,
Что живут на маяках и глядят бесконечно На море.
Горгулья, чем-то похожая на меня, отвечает беззвучно:
«Правильно мыслишь, Генри».
Город медленно обсыхает. Пьяницы в барах
Болтают о бесконечных дождях, о том,
Что случилось с ними за время дождей, из них так и хлещут
Истории дождевые.
А скоро пройдет церемония инаугурации
Нового президента, а он так чертовски молод,
Что мне годится во внуки. Конечно, на вид он -
Совсем неплохой паренек, но в наследство точно получит
Кучку дерьма старого. Ладно, мы поглядим, что с ним будет -
С ним, и со мною, и, наконец,
С вами.
А что же насчет тебя, глядящая мне в глаза маленькая горгулья?
Сейчас еще только январь, и ты и представить не можешь,
Сколько радостей, сколько адовых мук нас с тобой ожидает.
Сколько «черных полос» пережить нам придется с тобой,
Сколько вынести тяжких, но нужных забот повседневных.
Человек, черт возьми, может сдохнуть, пытаясь за газ заплатить,
Или выдрать зуб, или поменять перегоревшую лампочку!
А в скольких местах унылых бывать придется -
Хочешь ты или нет!
Иные – те просто кладут на все
И сходят с ума в какой-нибудь тихой дыре.
У меня на такое силенок пока не хватает…
Эх, горгулья-горгулья, все так сложно! Ты думаешь, верно,
Что надо бы больше света, больше блеска, больше чудес?
Но если ты и права, нам все исправлять придется
Своими руками – мне, тебе, остальным…
Между тем, как я уж упоминал, наш город
Скоро обсохнет, и это – единственное, на что
Мы можем твердо рассчитывать в данный момент.
Мы подтягиваем пояса. Напрягаем душевные бицепсы.
Мечтаем – и ожидаем,
Что лучше, чем вовсе не ждать, и лучше,
Чем растворяться в мечтах.
«Правильно мыслишь, Генри», -
Отвечает беззвучно горгулья.
Мне холодно. Я влезаю в теплый свой черный свитер.
Сижу. Пальцами шевелю.
Есть в этой комнатке нечто прекрасное.
Просто быть живым -
Иногда
Это так замечательно, -
Особенно если при этом смотреть на маленькую горгулью,
Что задирает огромную деревянную голову,
Мне показывает язык
И ухмыляется -
Вот как
Сейчас.
Calm Elation, 1993
ЧАСТЬ 4
Зачем убивать столько рождественских елей,
Чтоб отметить один-единственный день рожденья?
В этой комнате новой
Одиноко сижу в этой комнате новой, очень похожей
На все прочие комнаты, где я сидел раньше – стопки бумаги,
какие-то письма,
Фантики от конфеток, расчески, журналы старые,
Газеты столетней давности и прочий хлам безнадежный,
раскиданный там и сям.
Я совсем не стремлюсь к беспорядку – он просто однажды
возник,
Да так и остался.
Никогда не хватало времени на уборку -
Вечно то нервные срывы, то утраты, жестокий подсчет
Нелепостей
И ошибок.
Нас пригвоздили к куче забот повседневных -
И иногда случаются дни, когда не хватает сил
Даже за газ заплатить, ответить на грозные письма налоговой
службы
Или вызвать специалиста по борьбе с насекомыми.
Я сижу в этой комнате новой, а проблемы мои – все те же:
Никогда я не мог ужиться ни с женщиной, ни с мирозданьем.
Всегда – только боль, посыпание ран солью
Самоуничиженья,
Раскаяния, сожаленья.
Я сижу в этой новой комнате наверху, но в похожих комнатах
жил я
Во множестве городов, и теперь, когда прошлые годы
унеслись во мгновение ока,
Я сижу здесь с тем же упрямством, что и тогда,
И чувствую то же, что и когда был молод.
В комнатах и тогда, и теперь лучше всего по ночам:
желтоватый свет
Электрической лампы, мысли, работа. Все, в чем когда-нибудь
я нуждался -
Место, где можно укрыться от грохочущей глупости мира.
Я с чем угодно справлюсь – лишь предоставьте мне, пусть
нечасто,
Пусть ненадолго, избавленье от этих кошмаров.
И боги, спасибо, пока что
Его мне даруют.
И вот я сижу в этой комнате новой, сижу одиноко
В этом плывущем в дыму, сумасшедшем пространстве,
Я вполне доволен сим полем брани, и стены, друзья мои верные,
Вновь мне раскрывают объятия.
Сердце мое давно не в силах смеяться – но порою еще
способно
Улыбнуться желтому этому свету:
Надо же, путь столь долгий пройти -
Чтоб снова сидеть одиноко
Наверху, в этой комнате новой!
I Have this New Room
Писать
Ты внутренне улыбаешься
От уха
До уха,
Слова так и прыгают
С пальцев
На клавиши,
Такое вот
Волшебство цирковое:
Ты сам и клоун, и укротитель,
И тигр.
Ты – то, что ты есть,
Покуда
Слова
Сквозь горящие обручи скачут,
Совершают тройные сальто,
Перелетают
С трапеции на трапецию
И обнимаются
Со слонами,
Покуда
Стихи возникают -
Один за другим,
Они падают
Прямо на пол,
Становится жарко и славно,
Часы летят незаметно -
А потом все кончается.
Ты отправляешься в спальню,
Падаешь на кровать
И спишь своим праведным сном,
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
Июль. Маленький российский городок. Главный герой по имени Мар возвращается на лето домой, чтобы повидать мать и сестру. Но вместо ностальгических воспоминаний из детства, разговоров по душам с родными и прогулок по знакомым улицам, Мара ждут только разочарование, насмешки и хроническое чувство вины. И если в далеком прошлом никто не помог ему почувствовать себя "нормальным", то это не значит, что он сам теперь не может стать спасением для двух таких же запутавшихся молодых ребят, застрявших в этом маленьком городке.
Сюрреалистичный рассказ, небольшая фантазия с вкраплениями галлюциногенного реализма и пейзажной лирики. Содержит нецензурную брань.
«Некто приходит в ФМС и подаёт справку: — Справка из морга о том, что я умер. Отметьте, что я умер». (с). По традиции автора — изложен только практический опыт. 18+. Присутствует обсценная лексика.
Боб Джонс — совершенно обычный парень. У него хорошая работа и милая девушка. И все же Боб считает, что у него есть проблема: никто не замечает его, никто его не помнит. Там, где обычный человек проходит неузнанным, Боба Джонса… игнорируют. Но однажды его заметили. Его запомнили. Но хотел бы он остаться незаметным, потому что у незнакомца, назвавшегося Филиппом, на уме что-то ужасное. Он желает мести — мести миру, который давно игнорирует не только Боба, но и других. Для лиц старше 18 лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.