Вспышка. Книга 1 - [168]

Тамара во все глаза смотрела на отца, десертная ложка замерла на полпути к губам.

– Я этого не понимаю. Президент Рузвельт всегда казался мне защитником обездоленных. Прежде я считала, что если кто и выступит в поддержку вашей борьбы, так это именно он, но, поскольку помощи от Рузвельта ждать не приходится, как еще вы обеспечите поддержку своего дела?

Шмария тяжело вздохнул.

– Я пытаюсь. Поверь мне, пытаюсь. Поэтому-то я и здесь. Чтобы пробудить общественность и получить так необходимую нам материальную помощь. Но даже многие евреи считают меня слишком… как бы это сказать… несгибаемым? Им нравится думать, что все можно сделать спокойно и к тому же в бархатных перчатках. – Он удрученно покачал головой. – Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.

– А в Палестине? Не сомневаюсь, что там для всех евреев ты – герой.

Он пренебрежительно махнул рукой.

– Боюсь, что это не так.

Она изумленно посмотрела на него.

– Не могу в это поверить! После всего, что ты пытаешься сделать?

– Люди, чьи интересы я представляю, находятся в меньшинстве даже среди евреев Палестины. Евреи вообще едва составляют пятую часть нашего населения.

И, наверное, только десятая их часть поддерживает меня. Да и из этих лишь единицы осмеливаются открыто выступить в мою поддержку из страха перед арабами и боязни, что англичане могут использовать их для того, чтобы заманить меня в ловушку. – Он улыбнулся. – Как видишь, все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

– Но здесь, во время твоей поездки, тебе удалось собрать необходимые средства и заручиться поддержкой?

– Лишь отчасти, но не столько, сколько нам надо. Создается впечатление, что всем очень нравится идея создания еврейского государства, но никто не хочет осознать, что для этого нужны средства. А все ведь сводится к политическому давлению, деньгам и оружию. История не знает ни одного государства, которое было бы создано без насилия.

Тамара улыбнулась.

– Значит, ты действительно головорез, как о тебе пишут в газетах!

Шмария рассмеялся.

– Вроде тех, что видишь на экране?.. – Он устало вздохнул – Ну, что-то в этом роде. Если бы все было так просто, как в фильмах. Я ненавижу насилие, но только с помощью оружия мы можем выжить. Я не говорю, что мы должны перестрелять всех арабов. Я говорю только, что, когда на нас нападают, мы должны уметь защитить себя. И даже нанести ответный удар. В тысяча девятьсот двадцать девятом году произошла резня евреев. Мы не можем позволить, чтобы это когда-либо повторилось.

– А почему тебе приходится скрываться? – спросила она. – Почему англичане так упорно разыскивают тебя? Ты же не делаешь ничего противозаконного. Правда?

– Нет делаю, по существующим английским законам, – отозвался Шмария и улыбнулся. – Однако я верю в то, что с точки зрения нравственности делаю правое дело. – Но, заметив озадаченное выражение на лице Тамары, он попытался успокоить ее: – Поверь мне, я предпочитаю жить в согласии со своей совестью, даже если из-за этого за мою голову объявлено вознаграждение.

Тамара была ошеломлена.

– Это правда? За твою голову объявлено вознаграждение?

– Пока нет, но очень скоро, возможно, так и будет, – рассмеялся он.

За столом на минуту воцарилось молчание. Его прервал Луис.

– Вы считаете, что в Палестине действительно удастся создать еврейское государство? – спросил он приглушенным голосом. – Вы думаете, это не пустая мечта? Такое возможно?

– Так должно быть, – мрачно ответил Шмария. – Иначе все евреи в мире обречены. Ситуация в Европе такова, что вы и понятия не имеете, насколько важно, чтобы это произошло как можно скорее. – Он тяжело вздохнул и негромко добавил: – Пока не поздно.

– Но почему? – спросила Инга. – Из-за чего сейчас ситуация стала намного хуже, чем это было всегда? Я думала, что у евреев всегда были неприятности.

Шмария окинул взглядом сидящих за столом и выждал несколько секунд.

– Полагаю, вы все слышали об Адольфе Гитлере?

– Этот Чарли Чаплин, – рассмеялась Инга. – Маленький бродяга! Он выглядит точь в точь как Чаплин.

Вслед за ней рассмеялись и Луис с Тамарой.

– Не смейтесь. – Лицо Шмарии было серьезным. – Этот немецкий фюрер далеко не так комичен. Каким бы смешным он вам ни казался, народам всего мира следовало бы отнестись к нему посерьезнее. Неужели вы не понимаете, что этот человек, возможно, представляет собой самую страшную опасность двадцатого века?

– Этот клоун! – презрительно фыркнула Инга. – Не может быть, чтобы вы говорили серьезно! – Она пристально посмотрела на Шмарию.

Он кивнул.

– Я говорю абсолютно серьезно. Если вам дорого будущее, то вам и всему остальному человечеству следует изменить свое отношение к нему, пока не поздно. Очень скоро его нельзя будет остановить. С тех пор как в январе прошлого года Гитлер пришел к власти, он превратился в настоящего диктатора. Вы хотя бы представляете себе, что это значит? В его подчинении находится все в Германии. – На щеках Шмарии выступили желваки, глаза засверкали гневом. – Все. И он не терял времени зря, чтобы упрочить эту власть. Он объявил вне закона и распустил все оппозиционные политические партии. Запретил забастовки. Все, включая культуру и религию, теперь находится в ведении правительства. – Голос Шмарии упал. – И каждый день там исчезают евреи. Мы должны выяснить, что с ними происходит. Если его не остановить, все больше евреев будет исчезать бесследно.