Вспышка. Книга 1 - [134]

– Княжна, да? – Скольник улыбнулся, переваривая услышанное. – Мне это нравится.

– А мне нет. – Тамара перегнулась через стол, сведя к переносице свои безупречно изогнутые дугой брови. – Это… это просто неправда! – настойчиво проговорила она страстным шепотом. – Я никакая не княжна! И никогда ею не была! И отец мой не был князем.

Слезин весело улыбнулся ей.

– Ну конечно, был. И, разумеется, вы – княжна. Она пристально посмотрела сначала на него, затем на Скольника, пораженная тем, с какой легкостью они плели паутину из полуправды. Неужели все, что она читала о звездах Голливуда, только частично правда… или, может быть, это все чистейший вымысел?

Скольник повернулся к главе своего отдела, занимающегося вопросами новых кадров.

– Кэрол? Ты хочешь что-нибудь сказать?

– Если не считать деталей, которые мы обсуждали вчера, я полагаю, она отвечает большинству наших требований, – обтекаемо ответила Кэрол Андерегг.

«Ну вот, опять, – подумала Тамара, чувствуя, как душа уходит у нее в пятки, – снова эти проклятые «детали».

Скольник пробуравил взглядом художника-постановщика.

– Клод?

Клод де Шантилли-Сисиль медленно кивнул. От его легкомыслия и европейских манер, которые он так любил на себя напускать, не осталось и следа; теперь была видна его суть.

– Я думаю, мы могли бы создать совершенно новый облик, новый стиль вокруг нее, – задумчиво произнес он, вертя в руках чайную ложечку в стиле рококо. – Судя по кинопробе, ее игру можно было бы немного привести в порядок, но это проблема режиссера, а не моя. – Он бросил взгляд в сторону Зиолко, который с безучастным видом сидел рядом. – В целом, я бы сказал, что она обладает тем неуловимым качеством звезды, которое заставляет вас выпрямиться и обратить на нее внимание. – Он обежал глазами остальных гостей, которые молча кивали головами. – И мне нравится затея с княжной, – продолжал он. – Она дает нам определенную зацепку. Она царственна, но не слишком. Она очаровательна и свежа – даже сексуальна, – но она не высмеивает эти качества; в ней нет ничего кричащего, один лишь небольшой намек, который гораздо, гораздо действеннее, чем любая крикливость. Я думаю, нашим паролем в отношении нее должно быть слово «класс», поскольку, вне всякого сомнения, она обладает этим качеством, но нам следует рекламировать его осторожно, чтобы не перегнуть палку. Короче, я думаю, у нее есть все задатки королевы экрана. Я вижу ее всю в белом: почти белые волосы, белый гардероб, белая мебель, белые украшения, блестящие жемчуга, белые меха… белые борзые на поводке – и все такое. Я думаю, мы можем создать киносенсацию тридцатых годов, если, повторяю, если она решит играть в нашей команде и согласится с нашими предложениями.

Все это время Скольник сидел, удобно развалившись в кресле, и спокойно пыхтел трубкой. Тамаре в течение всего этого разговора с трудом удалось сохранять выдержку и достоинство. Она молчаливо оглядывала сидящих за столом людей. Ее одновременно приводило в восторг то, как работает их творческая мысль, и то, что она может самолично наблюдать за тем, с какой быстротой щелкают и поворачиваются колесики в их практичных головах. В то же время ее охватил чудовищный страх. Крепко стиснутые руки – скрытый барометр переполнявших ее эмоций, которые то взлетали вверх, то падали вниз, в зависимости от того, что она чувствовала в данный момент: эйфорию, гнев, унижение или страстную надежду – двумя красными клубками лежали на коленях. Она изо всех сил старалась, чтобы ее лицо оставалось спокойным, но уголки губ были сжаты, отражая возрастающий гнев и раздражение. С одной стороны, она упивалась оказанным ей вниманием, но с другой – о ней говорили с хладнокровием мясников, обсуждающих освежеванного быка, и от этого ее кровь закипала. Что они себе воображают, неся весь этот вздор и на разу не поинтересовавшись ее мнением! И никакого намека на подписание контракта! Она готова была разрыдаться от разочарования.

Теперь Скольник обратился к торговцу произведениями искусства.

– Берни, как ты сам справедливо заметил не так давно, я пригласил тебя сегодня не случайно. И вот почему. Я доверяю твоему мнению и именно поэтому купил у тебя… сколько, двадцать картин?

Тот молча ждал, что последует дальше.

– Я хотел бы услышать твое профессиональное мнение о Тамаре. Заметь, не твое личное мнение, а мнение критика в области искусства. Не бойся показаться жестким. Я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Что подсказывает тебе твой опытный взгляд оценщика, когда ты смотришь на нее? Будь так же объективен, как если бы она была картиной и ты решал, покупать тебе ее или нет.

Бернард Каценбах, скорбно нахмурив брови, смотрел в стол. Он был в трудном положении, и это ему совсем не нравилось. Обсуждать достоинства и недостатки картины или скульптуры – это одно. В конце концов, ни картины, ни скульптуры его не слышат. И совсем другое – открыто обсуждать физические достоинства и недостатки живого человека, да еще в его присутствии. Эта перспектива приводила его в ужас. Но разве у него был выбор? Его охватило какое-то странное предчувствие, что на чашу весов поставлены деловые отношения с его лучшим клиентом.