Вспышка. Книга 1 - [107]

Как только последний мелодичный отголосок молитвы растаял в сумерках, Наймуддин Аль-Амир поднялся на ноги, стряхнул песок со своего балахона и поспешил домой.

В свои сорок три года он был высоким, импозантным мужчиной, с пышной черной бородой, густыми усами и крючковатым ястребиным носом. Он обозрел оазис и окружающие его поля взглядом одобрения и удовлетворения, каким, наверное, смотрели на них в свое время библейские пророки. Взгляд у него был острый и умный; длинный черный балахон «бишт», облачавший его фигуру, был таким же, какие носили большинство его односельчан; однако отличительной чертой его облика была опрятность – голова обернута куском ткани с узором темно-бордового и черного цветов, а из-под него на плечи спускался отделанный бахромой серо-черный платок. Только самый важный человек в этом маленьком поселении мог позволить себе носить такие дорогие ткани.

Будучи старостой деревни, он находился с визитом у бедуинов, расположившихся лагерем неподалеку; они еще до рассвета собирались двинуться в путь. Он как раз шел назад мимо их больших черных шатров, когда раздался призыв к вечерней молитве.

Оставив позади необычайно зеленые и плодородные для этих мест вспаханные поля, он направился в сторону финиковых пальм, росших по периметру оазиса. Здесь он свернул на песчаную тропинку, которая вела мимо убогих шатров и шатких построек, принадлежавших беднейшим из его сограждан. Тропинка привела его к пруду с темной, как чернила, водой, где медленно крутилось волшебное водяное колесо, с черпаков которого, как жидкий хрусталь, мягко стекала вода, образуя подобие множества миниатюрных водопадов. Он задержался на несколько мгновений, зачарованный магической силой воды – как останавливался каждый раз, когда проходил мимо, – даже когда был еще совсем ребенком. Без этого источника жизнь в деревне остановилась бы, а ее жителям пришлось бы голодать. Это поистине было чудесное изобретение: большие, тонко вырезанные из дерева архимедовы винты, которые крестьяне вращали вручную, поднимали воду с нижних шести основных арыков на верхние, вдоль и поперек пересекавшие маленькие частные поля. Поселение Аль-Найяф представляло собой сельскохозяйственную общину и, если не считать вялой торговли с кочующими мимо бедуинами, добывало себе пропитание с помощью нескольких коз, овец и скудного урожая с полей.

Он продолжил вечернюю прогулку, по пути обмениваясь приветствиями с соседями. Встретив своего сводного восьмилетнего брата Абдуллу, гнавшего домой трех кормилиц-коз, он помахал ему рукой. Затем, разглядев вдали свой дом, небольшое, но крепкое сооружение, сложенное из неотесанного камня, как всегда, остановился на мгновение, восхищенный его чистыми линиями на фоне заходящего солнца – каждый камень в кладке, казалось, светился изнутри.

Закончив вечерний обход, Наймуддин открыл небольшую дверь и вошел в дом, наклонившись, чтобы не задеть головой притолоку. Его жена Йехан, облаченная в черную головную повязку и балахон, сидела на корточках перед большим каменным чаном и толкла деревянным пестиком киббу – смесь ягнятины с лопнувшими зернами пшеницы. Она улыбнулась ему одними глазами сквозь густые ресницы. Несмотря на суровый пустынный климат и годы нелегкого труда, которые изрезали морщинами ее когда-то гладкую кожу, в свои сорок лет она была красивой и сильной, хотя и немного угловатой женщиной.

– Как чувствует себя гость, жена моя? – мягко спросил он.

– Два раза просыпался и немного поел, – шепотом ответила она, улыбаясь. – Еще несколько дней, и он поправится. – Женщина продолжала спокойными движениями помешивать киббу.

Наймуддин отодвинул занавеску, отгораживавшую часть большой, но единственной комнаты, из которой состоял дом. Стараясь не шуметь, подошел к находившемуся в дальнем темном углу низкому топчану и убедился, что лежащий на нем человек спит.

Наймуддин кивнул сам себе: больному нужен отдых и немного еды и питья. Слишком обильная пища только повредит ему после перенесенного им долгого голода и лишений. Было чудом, что бедуины-кочевники наткнулись на него в пустыне, но еще большим чудом было то, что этот человек был все еще жив.

– Жизнь или смерть, – мрачно пробормотал Наймуддин. – Воля Аллаха выбирать ему судьбу.

На то была воля Аллаха, подумал Наймуддин, чтобы этот человек попал сюда, в этот дом. Незнакомец, правда, показался ему довольно загадочной личностью – песочного цвета волосы, одна нога… И бредил он на нескольких языках сразу – в том числе и на арабском. Наймуддин был уверен в том, что, когда придет время, настанет воля Аллаха и на то, чтобы раскрыть эту тайну.

В тот момент, когда Наймуддин повернулся спиной к спящему, тот вдруг застонал во сне. И стон этот – совершенно очевидно для Наймуддина – был исторгнут не болью, а страхом.

В этот момент Шмария издал еще одно сдавленное рыдание. Во сне он продолжал падать в пропасть – в ушах у него завывал и свистел ветер, а скалистые зубцы внизу становились все ближе и ближе…

Издав крик ужаса, он проснулся и попытался сесть на своем ложе, но упал обратно на подушку. Через несколько мгновений он почувствовал присутствие Наймуддина и испуганно взглянул на него, как будто увидел призрак.