Вспомни меня, любовь - [31]

— Ваше величество выглядит превосходно, — объявил молодой Томас Калпепер.

Остальные придворные одобрительно зашушукались и закивали, соглашаясь с этим мнением.

— Если бы эта свадьба не была нужна моей стране, — заявил король, — никакая сила на земле не заставила бы меня сделать это.

— Кромвель — конченый человек, — прошептал Томас Говард, герцог Норфолк.

— Не очень-то обольщайтесь, — вполголоса ответил ему Чарльз Брэндон, герцог Суффолк. — Старина Кром — хитрая лиса и еще может ускользнуть.

— Посмотрим, — пожал плечами герцог Норфолк, и на лице его заиграла улыбка — явление для него чрезвычайно редкое. Это была улыбка триумфатора.

— Что это вы задумали. Том? — спросил герцог Суффолк. Чарльз Брэндон знал, что Томас Говард близок со Стивеном Гардинером, епископом Уинчестерским. Епископ поддерживал короля во всем, что касалось противоборства с папой римским и отрицания верховенства Ватикана над английской церковью, однако при этом он оставался ярым противником изменений в доктрине, проводимых архиепископом Томасом Кранмером, ставленником Кромвеля.

— Вы переоцениваете меня, Чарльз, — ответил Норфолк, все так же улыбаясь. — Я — самый преданный слуга короля и всегда им оставался.

— Скорее, я недооцениваю вас. Том, — парировал Суффолк. — Иногда вы меня пугаете. Ваше честолюбие беспредельно.

— Давайте поскорее покончим с этой комедией, — проворчал король. — Раз уж я должен жениться на ней, так тому и быть.

Король в сопровождении пэров прошел на половину принцессы Клевской, где его уже ожидала невеста. Она тоже долго не осмеливалась встать в это утро. Фрейлинам пришлось уговаривать ее принять ароматизированную ванну: Анну воспитывали в убеждении, что подобные излишества — признак тщеславия и гордыни. Однако ванна так ей понравилась, что она заявила своим дамам:

— Я будет делать это каждый день. Чем это пахнуть здесь вода, Нисса Уиндхем? Это приятно.

— Это розовое масло из Дамаска, ваше высочество, — ответила Нисса.

— Мне нравится! — подтвердила Анна, и ее фрейлины заулыбались.

Это отнюдь не означало, что они посмеиваются над принцессой, скорее, наоборот, они радовались, что смогли угодить ей. Отношение короля к невесте не было секретом ни для одной из них. Лишь незнание языка и английских нравов спасало Анну от глубокого унижения. Она могла любить Генриха Тюдора не больше, чем он ее, но она женщина, и у нее своя гордость.

Когда внесли подвенечный наряд, раздался хор восторженных восклицаний. Платье из золотой парчи сплошь расшили жемчугом. Скроено оно было по немецкой моде — без шлейфа. На ноги принцесса надела туфли из золотистой лайки без каблуков, чтобы казаться ниже. Ее белокурые волосы оставили распущенными — символ девственности, а на голову надели изящную золотую корону, усыпанную драгоценными камнями и увенчанную золотым трилистником в виде веточки розмарина — символа изобилия и плодородия. Матушка Лоув собственноручно надела на шею своей госпожи ожерелье из крупных алмазов, оправленных в золото, а затем обвязала тонкую талию Анны брачным поясом. Глаза пожилой женщины наполнились слезами, и когда несколько слезинок все-таки покатились по ее щекам, принцесса сама заботливо стерла их, — Если бы твоя мама могла видеть тебя, дорогая моя, — всхлипнула матушка Лоув.

— Что это с ней? — резко спросила леди Браун у Ниссы.

— Она сожалеет, что матушка принцессы не может увидеть ее венчания с королем, — ответила Нисса, подумав при этом: и хорошо, что не видит. Мать сразу бы поняла, что король не рад браку с ее дочерью; но, может быть, все еще переменится.

Услыхав, что король уже ждет, невеста вышла к нему. Вслед за королем и пэрами Анна Клевская в сопровождении графа Оберстайна и других немецких вельмож проследовала в королевскую часовню, где жениха и невесту уже ожидал архиепископ. Лицо Анны, невзирая на охватившее ее волнение, оставалось безмятежно ясным. Он не хочет ее, она не хочет его, но тем не менее они должны пожениться из соображений целесообразности. Право же, их обоих можно пожалеть.

К венцу принцессу подвел граф Оберстайн. Она мало что поняла из того, что говорил этот архиепископ с добрым лицом, но когда Генрих Тюдор схватил ее за руку и надел на палец тяжелое кольцо червонного золота, Анна Клевская не сомневалась: это означает, что она наконец обвенчана с королем Англии. Пока Томас Кранмер завершал обряд, она старательно разбирала надпись, выгравированную на кольце:» Господи, помоги мне достойно выполнить свой долг «.

Затем Анна почувствовала, что король, схватив ее за руку, куда-то ее тащит. Торопясь поспеть за ним, она споткнулась и чуть не упала. Почему он так ведет себя с ней в день их свадьбы, негодовала принцесса. Что бы там ни думал втайне каждый из них, теперь она его жена. Пробираясь через толпу, Анна заставила себя успокоиться.

Этот день до отказа заполнили церемонии и ритуалы. Согласно обычаю, после венчания король прошел к себе и переоделся. На этот раз он надел камзол из тонкой ткани, отделанный полосками вышитого красного бархата. Как только король облачился, процессия во главе с молодоженами проследовала в зал, где был приготовлен свадебный пир. В полдень королева ненадолго покинула празднество, чтобы переодеться. Ее дамы также переменили наряды, надев платья, украшенные множеством золотых цепочек, как это принято в Германии, Сердце Кэт Говард преисполнилось благодарности к Ниссе. Бедняжка Кэт не обладала достаточными средствами, чтобы быть на уровне других фрейлин. Ее дядя, герцог Томас, получил для нее это место благодаря своему влиянию; но он оказался менее щедрым на золото, чем на протекцию. Гардероб Кэт состоял всего из нескольких платьев, и она выкручивалась, как могла, комбинируя и переделывая их, но все равно одевалась заметно хуже других девушек. Кэтрин, ее сестры и три брата остались сиротами. То немногое, что оставил им отец, перешло к старшему брату. По этой причине по мере приближения свадебных торжеств Кэт Говард все сильнее впадала в отчаяние при мысли о том, что ей необходимо по крайней мере еще одно платье.