Всполохи - [5]

– Черт возьми, – пошутила она, когда я через несколько секунд вышла к ней в коридор. – Ты пытаешься втянуть меня в неприятности?

Я не могла удержаться – я ей улыбнулась. Не простой улыбкой – таинственной. Легкий изгиб моих губ был одновременно благословением и проклятием. А возможно, и обещанием – может быть, это все же произойдет однажды. Когда-нибудь. Произойдем мы.

Может быть гравитация, карма, рок, судьба, чем бы оно ни было, сведет нас вместе… А если сведет? Черт, расстреляйте меня, но я не могу сказать, что большая часть меня об этом бы пожалела.

– Ты и представления не имеешь, – сказала я громко, подчеркивая каждое слово. Наконец-то я справилась с замком, развернулась и устремилась к ближайшему выходу.

– Эй! – зачастила она, торопясь за мной. – Сколько раз тебе говорить – не смей мне вот так улыбаться! Никогда!

Я ухмыльнулась ей через плечо и ускорила шаг.

К счастью, мой румянец уже сошел. Тело мое все еще саднило, но, по крайней мере, я двигалась. Это помогало. Немножко.

– Вот как? – отбила я. – И что ты со мной сделаешь?

Мы обменивались шуточками навроде этой до конца дня. И, если вы хотите знать, мы и вправду отправились на экскурсию к вулкану Килауэа. Это было невероятно – огромный щитовой вулкан, который постоянно извергается вот уже двадцать три года, непрерывно изливая медленные потоки лавы.

Расплавленные ленты – медленные, но опасные, колеблющиеся – и пылающие.

На самом деле они напомнили мне о нас. О химии между нами.

О пламени, всегда готовом полыхнуть.

Примечания:

Килауэа – в переводе с гавайского – «изрыгающий, сильно растекающийся» – активный щитовидный вулкан на острове Гавайи.

Высота вулкана – 1247 м; он расположен рядом с гораздо более высоким Мауна-Лоа. Килауэа – самый молодой из наземных гавайских вулканов и один из самых активных действующих вулканов на Земле.

Джон Мильтон (англ. John Milton; 9 декабря 1608, Лондон – 8 ноября 1674, Лондон) – английский поэт, политический деятель и мыслитель; автор политических памфлетов и религиозных трактатов. Знаменит своей поэмой "Утраченный рай", оказавшей большое влияние на англоязычную литературу.

Линдси Даунинг-Гринз "Инферно 2: Сполох"

На Гавайях было здорово, это был настоящий, стопроцентный отпуск. В Сан-Франциско мы приехали частично по работе и, может быть, именно поэтому пребывание здесь оказалось в каком-то смысле даже лучше – мы обе были увлечены делом.

Шесть месяцев. Шесть месяцев с тех пор, как мы по-настоящему видели друг друга.

Что-то случилось там, на Гавайях, по пути на нашу пешую экскурсию, что-то такое, что сделало наши отношения… другими. Был момент, всего один момент, когда она сверкнула на меня своими красивыми теплыми карими глазами, и что-то в них вспыхнуло, что-то такое же дикое и первобытное, как вулкан, бурливший у нас под ногами. А потом она все спрятала, скрыла за глубокой печалью, единственной вещью, которую она позволяет видеть тем, кто пытается влезть к ней в душу. А может быть, только мне.

Мы до сих пор много разговариваем по телефону и засыпаем друг друга электронными письмами – что ж, в каком-то смысле, нам приходится это делать, ведь ее продюсерская компания спонсирует исследования моего музея – но меня не покидает смутное ощущение, что Гвен пытается держаться от меня подальше. А наш приезд сюда… мы просто не могли не приехать – ведь здесь проходила выставка, посвященная средневековому периоду, в числе экспонатов было несколько предметов из коллекции музея ордена Почетного Легиона, и Гвен предполагала, что они могут пролить свет на наши исследования.

Я вообще-то не в курсе, осознает ли она, как чертовски сильно она меня привлекает, и речь не только о ее лице, хотя на него, несомненно, стоит взглянуть. Мне нравится ее голос, этот сексуальный низкий альт, наполовину мурлыкание, ее глубокий хрипловатый смех и то, как она оттеняет им свою речь.

Деловую часть поездки мы закончили, наши девочки решили отправиться на поиски «настоящих» сувениров в Fisherman’sWharf после того, как посетят Алькатрас, а мы сейчас шли от парковки к самому краю земли. Гвен была мрачной и напряженной.

Когда ее спросили, не желает ли она посетить Алькатрас, Гвен только наморщила свой великолепный орлиный нос.

– Разве мы и так живем не в тюрьме? – парировала она. – Узники обычаев и культуры, заключенные в рамки биологии и собственных тел… с чего бы нам хотеть посетить еще одну?

Это было чертовски серьезное заявление – и единственное, что она вообще сказала за день.

Повисла тишина, Гвен обернулась и глянула через водную гладь на скалистый остров, после чего все взаимно согласились, что наши жены едут на Алькатрас, а мы – на SeaCliff. Так мы оказались здесь.

– Смотри! – восклицает Гвен, когда тропа заканчивается. Она подскакивает к самому краю, останавливается на краешке обрыва и смотрит вниз с такой высоты, что у меня голова кружится от страха за нас обеих.

– Видишь? – взволнованно спрашивает она, показывая вниз, в самый низ, мимо деревьев и кустарников – туда, где заканчивается пятнадцатиметровый обрыв, начинается пляж, а на нем располагается странная, похожая на античные руины, конструкция. Сатро Батс – но это не из-за него она так волнуется. А вот соты пещер позади и предвкушение заката – нашего шанса увидеть зеленый луч…