Всевидящая Домна - [3]

Уткин отшвырнул раскрытый журнал. С обложки на Мишаню укоризненно смотрел хмурый дядька в высокой белой шапочке. «Это знак, — обречённо подумал Уткин. — К доктору надо… Или к попу?».

Ни в поликлинику, ни в церковь Мишаня не пошёл. Признаваться в ТАКОМ незнакомым людям… Срамота! Пошёл к Кузьмичу. Кузьмич не раз выручал Мишаню дельным советом и на все случаи жизни имел «нужного человечка».

Выслушав сбивчивый рассказ, Кузьмич задумался. Потом поднялся и, бросив через плечо короткое: «Идём», двинулся в сторону Мишаниного дома.

Дверь встретила неласково.

— Ещё и дружка приволок! Распивочная что ли?!

— Дела… — Кузьмич почесал взлохмаченный затылок. — Так и бухтит всё время?

— Бухтит, — просиял Мишаня, обрадованный тем, что глас Всевидящей Домны не оказался плодом его персонального воображения. — Оно ничего бы — лает, да не кусает, — но непривычно как-то. Ругается, а самой… в натуре, так сказать… — Уткин развёл руками.

Первая внесённая Кузьмичом инициатива — негоже такие дела насухую решать — была Уткиным горячо поддержана. Сбегали. На томящуюся в полупустом отделе Зоську почти не смотрели — не до неё.

Когда в бутылке осталось не больше четверти, могучий интеллект Кузьмича породил гипотезу № 1. Судя по угрюмому выражению лица, версия была не из весёлых.

— Звонил ей? — жёстко спросил Кузьмич.

Мишаня замотал отяжелевшей головой.

— Дорого в загранку. Домка и мобилу-то брать не стала.

— На сестрин домашний звони.

Мишаня поёжился.

— Прибьёт. Говорю же, дорого! Да чего придумал-то?

Кузьмич посопел, покряхтел, потёр рот ладонью.

— Тела, значит, нет, а звук есть… — говорил он медленно, с нажимом, точно глупому ребёнку втолковывал. — Что это может быть?

— Радио?

Кузьмич досадливо отмахнулся.

— Смотри, вроде как, нет их, а на поверку выходит — есть… Про тайны разные, про сокровища рассказывают…

— Экстрасенсы?

— Почему экстрасенсы-то?! Говорю ж, НЕТ ИХ!

— Да леший разберёт! — Мишаня добродушно крякнул. — Я экстрасенсов этих самых не видал, так, по мне, их, вроде, и нет. А по телеку — полно. Только на кой они мне? У нас сокровищ-то блоха на аркане, да вошь в стакане.

— О призраках я тебе талдычу! — потерял терпение Кузьмич. — О бесплотном!

— Это Домна-то моя бесплотная?! — возмутился Уткин, вспоминая монументальные формы супруги. — Сам ты… — Вдруг осёкся. — Погоди…

— Всяко бывает. Третьего дня сосед у меня рыбой траванулся. Не помер, правда, но вполне мог. Говорил я ему, в гараже закусь не держи!

— Причём тут Домка-то моя?! — По спине у Мишани поползли мурашки. Точно минералкой холодной плеснули.

— Так я и говорю… Рыба дурная сколько бед натворила, а тут самолёт! Или там поезд какой… Баба она у тебя домовитая, может, душенька-то сюда в последние мгновения рвалась. Вот Бог и уважил.

— Совсем мозги пропили, — устало вздохнула скатерть. — Домой не пора ль?

Уткин, не мигая, смотрел на Кузьмича. Потом сорвался с места и выбежал из кухни. Вернулся скоро, тряся над головой записной книжкой.

— Телефон Манькин!

Сообща друзья разобрались с нескончаемым рядом цифр. Длинные гудки прервал деловитый бас Брумкеля.

— Э-э-э… — Мишаня замялся. — Это Миха говорит. Вспомнил? Хо-ро-шо… ХО-РО-ШО!

Собеседник оживился.

— Карачо! Но пасаран! — неожиданно затянул: — Нье злишны в заду-у-у дажье що-о-оро-о-охи-и-и…

— Ага, я самый! Домку дай! Понял?! Фрау мою! Или твою, на худой конец…

— Оу, Доумку, я, я!

Трубка стукнула обо что-то твёрдое. Послышались призывные крики и топот. Где-то в телефонном эфире жизнерадостно верещали детские голоса.

— С Гришкой чего?! — громыхнула трубка минуту спустя. — Говори, не сопи!

От избытка чувств Уткин даже подпрыгнул.

— Живая!

— Ну?!

— Нормально всё с Гришкой!

— У тебя чего-нибудь?!

— Хорошо всё!

— А чего звонишь?! — Голос в трубке взревел турбиной реактивного лайнера.

Уткин растерялся. Не оповещать же о болтливых кастрюлях и капризных пультах. Чего доброго, «белочку» ещё припишет.

— Так просто…

— Напился! — пригвоздила мужа к позорному столбу Домна. «Лайнер» сорвался в «штопор». — Зарплата с гулькин хрен, а он названивает!!! Сказала ж, Машка сама позвонит, если что!!!

Ухо пронзили короткие гудки.

— Живая, значит, — спокойно подытожил Кузьмич. — Ладно. Попробуем от другой печки сплясать. Как у неё с нечистым?

— У Домки? — Мишаня непонимающе воззрился на союзника.

— А что?! Бабы — народец такой… — Кузьмич подозрительно глянул на висящий напротив портрет юной Домны. — Особо те, что смазливые…

С фотографии строго смотрела луноликая смуглянка. Толстая коса через хрупкое плечо, широкие брови выгнувшими спинки соболями. Глаза — точно горячий шоколад по плошкам разлит. Когда Мишанина семейная жизнь становилась особенно невыносимой, он всегда смотрел на это выцветшее фото. Легчало. Видно хоть, за что пострадал. Красивая была, ведьма…

Стоп!

Уткин поёжился.

— Кто ж её знает. Маманя у неё из казачек. Та ещё была… тёща. Травки всякие заваривала. Домка моя вот тоже… — Мишаня перевёл глаза на другое фото — семейство Уткиных, в полном составе снятое года два назад. Две трети снимка занимала внушительная фигура Домны. — И что делать?

— К батюшке надо, — сделал очередное назначение Кузьмич. — Квартиру пусть освятит.