Всеобщая мифология. Часть II. Люди, бросавшие вызов богам - [11]
Когда Персей вырос, Полидект послал его на битву с горгоной Медузой, ужасным чудовищем, которое опустошало страну. Когда-то она была прекрасной девушкой, чьи волосы были ее главной славой, но, так как она осмелилась соперничать в красоте с Минервой, богиня лишила ее всего очарования и превратила ее прекрасные локоны в шипящих змей. Она стала жестоким чудовищем с таким пугающим видом, что любое живое создание, посмотревшее на нее, превращалосьв камень. Всюду вокруг пещеры, где она жила, можно было видеть каменные фигуры людей и животных, которым довелось взглянуть на нее и окаменеть от ее вида. Персей, которому покровительствовали Минерва и Меркурий (первая одолжила ему свой щит, а второй – крылатые сандалии), отправился сперва к богиням Грайям, знавшим все скрытое в природе.
Грайями звались три сестры, седые от рождения, откуда и происходит их имя. У них был единственный, общий им всем глаз и такой же зуб. Отняв у них этот глаз и зуб, Персей пообещал отдать отнятое лишь в том случае, если они укажут ему дорогу к Горгонам и дадут крылатые сандалии, мешок и шлем Аида (шапку-невидимку). Получив все это, Персей отправился к Горгонам.
Горгоны были женщинами-чудовищами с зубами огромными, как у свиньи, медными клювами и волосами-змеями. Никто из этих существ не занимает такого места в мифологии, как горгона по имени Медуза, к истории которой мы сейчас обратимся. Мы упоминаем их главным образом для того, чтобы представить оригинальную теорию некоторых современных писателей, что горгоны и граи были лишь персонификациями ужасов моря, первые означают сильные волны в открытом море, вторые – белые пенные волны, которые разбиваются о скалы побережья. Именно такие названия скрываются под этими эпитетами на греческом.
Персей пришел к Медузе, когда она спала, и, не глядя на нее прямо, а ориентируясь по ее отражению в сияющем щите, отрубил ей голову и посвятил ее Минерве, которая закрепила его центре своей эгиды.
Мильтон в своем «Комосе» так описывает эгиду:
Перевод Ю. Корнеева
Лукан (в поэме «Фарсалия», кн. 9) рассказывает, что кровь одной из Горгон дала начало всем змеям Ливии – аспиду, амфисбене, аммодиту и василиску:
После битвы с Медузой Персей, неся с собой голову горгоны, летал повсюду над землей и морем. Когда пришла ночь, он достиг западного предела земли, где садится солнце. Здесь он был бы рад отдохнуть до утра. Это было царство Атласа, который весом превосходил любого другого человека. Он был богат стадами и растениями и не имел соседей или соперников, которые осмелились бы оспаривать его положение. Но главной его гордостью был сад, в котором были золотые плоды, висевшие на золотых ветвях, полускрытые золотыми листьями.
Персей сказал Атласу:
– Я пришел к тебе как гость. Если ты ценишь славное происхождение, а я притязаю на то, что мой отец – Юпитер; если уважаешь подвиги силы – я расскажу тебе о своей победе над Медузой Горгоной. Мне же нужен лишь отдых и еда.
Но Атлас вспомнил древнее предсказание, предупреждавшее его, что сын Зевса однажды украдет его золотые яблоки. Поэтому он ответил:
– Убирайся! А то ни твои ложные притязания на славу, ни родословная не спасут тебя.
И он попытался вышвырнуть его. Персей, посчитав гиганта слишком сильным для себя, сказал:
– Если ты так мало ценишь мою дружбу, соизволь принять мой подарок, – и, отвернувшись, выставил голову горгоны.
И бедняга Атлас, со всем своим весом, превратился в камень. Его борода и волосы стали лесами, руки и плечи – утесами, голова – вершиной, а кости – скалами. Каждая часть утяжелилась, пока он не стал горой, и (такова была воля богов) небо со звездами доныне покоится на его плечах.
Персей, продолжая свой полет, прибыл в страну эфиопов, царем которой был Кефей. Кассиопея, его жена, гордая своей красотой, осмелилась однажды сравнивать себя с морскими нимфами, чем возмутила их до такой степени, что они наслали огромное морское чудище опустошать побережье страны.
Чтобы успокоить богов, оракул уговорил Кефея отдать родную дочь Андромеду на съедение чудовищу. Когда Персей посмотрел на землю со своей небесной высоты, то увидел девушку, прикованную цепями к скале и ожидающую приближения змея. Она была очень бледной и не двигалась, так, что если бы ее слезы не текли, и волосы не развевались, ее можно было принять за мраморную статую. Он был так потрясен этим видом, что забыл обо всем. Он стал парить над ней и наконец сказал:
