Всеобщая мифология. Часть II. Люди, бросавшие вызов богам - [12]
– О, дева, не заслуживающая таких цепей, а скорее тех, что связывают вместе влюбленных, скажи мне, прошу тебя, свое имя, и имя твоей страны, и почему ты так связана.
Сначала она от скромности молчала и, если бы могла, закрыла бы свое лицо руками; но, когда он повторил свои вопросы, то из страха, что он может подумать, что на ней есть какая-то вина, о которой она не осмеливается сказать, она открыла свое имя, и название страны, и рассказала про то, как ее мать гордилась красотой.
Но прежде чем она договорила, над водой послышался шум, и появилось морское чудище, с головой, поднятой над поверхностью воды, разбивающее волны своей широкой грудью. Дева вскрикнула; ее отец и мать, которые теперь прибыли к месту, оба несчастные, но мать более заслуженно, стояли рядом, не способные защитить, но только изливать причитания и обнимать жертву. Потом Персей сказал:
– Довольно слез; настал час спасения. Меня можно почитать и самого по себе, так как я сын Юпитера и известен как убийца горгоны; но я постараюсь завоевать ваше расположение оказанием услуги, если только боги будут ко мне благосклонны. Если ваша дочь будет спасена моей храбростью, то я потребую ее как награду.
Родители согласились (как они могли колебаться?) и обещали с ней царское приданое.
И как только чудовище, бросившееся мощным рывком, оказалось в пределах гряды камней, юноша, во внезапном прыжке, взлетел в воздух. И как орел, который с высоты своего полета увидев змею, греющуюся на солнце, налетает на нее и хватает за шею так, чтобы помешать ей повернуть голову и применить клыки, так и юноша устремился на спину чудовища и вонзил свой меч в его плечо. Раздраженное раной, чудовище поднялось в воздух, потом погрузилось в глубину; потом, как дикий вепрь, окруженный сворой лающих собак, стало метаться из стороны в сторону, пока юноша ускользал от его атак с помощью своих крыльев. Где только он не находил место для своего меча, он наносил раны зверю, пронзая то один его бок, то другой, пробираясь к хвосту. Грубые струи влаги из ноздрей чудища смешались с кровью. Крылья героя намокли от нее, и он больше не смел довериться им.
Высадившись на скалу, которая возвышалась над волнами, он, держась за выступ, нанес чудовищу последний смертельный удар, когда оно проплывало рядом. Люди, которые собрались на берегу, закричали так, что холмы ответили эхом. Родители в радости обняли своего будущего зятя, называя его избавителем и спасителем их дома, а дева, причина и одновременно награда за битву, спустилась со скалы.
Кассиопея была эфиопкой, и, следовательно, несмотря на ее хваленую красоту, чернокожей; по крайней мере, так, видимо, думал Мильтон, который обращается к этой истории в своем «Il Penseroso», где определяет Меланхолию следующим образом:
Перевод Ю. Корнеева
Кассиопея названа «звездной эфиопской царицей», потому что после смерти она была помещена среди звезд, образуя созвездие с таким именем. Хотя она удостоилась такой чести, морские нимфы, ее старые враги, все же торжествовали и добились, чтобы она была помещена в той части неба около полюса, где каждую ночь она половину времени висит вниз головой, чтобы преподать урок покорности.
Мемнон же был эфиопским царем, о котором мы расскажем в следующей главе.
Радостные родители с Персеем и Андромедой направились во дворец, где был устроен пир и царило веселье и праздничное настроение. Но вдруг послышался шум, и Финей, некогда помолвленный со спасенной девушкой, с толпой своих приближенных ворвался внутрь, требуя себе девушку. Напрасно Кефей протестовал:
– Ты бы претендовал на нее, когда она была привязана к скале, принесенная в жертву чудовищу. Приговор богов, обрекший ее на такую судьбу, разорвал все помолвки, как сама смерть.
Финей ему не ответил, но метнул свой меч в Персея, правда меч не попал в цель и упал, не причинив вреда герою.
Персей бросил бы свой меч в ответ, но трусливый противник побежал и спрятался за алтарь. Однако его действие было сигналом для наступления его команды на гостей Кефея. Они сами защищались, и получилась общая борьба; старый царь удалился оттуда после бесплодных увещеваний, призывая богов в свидетели, что он не виновен в нарушении законов гостеприимства.
Персей и его друзья некоторое время держались в неравной схватке; но число противников было значительно больше, и поражение казалось неизбежным, когда внезапная мысль пришла в голову Персея – «Я сделаю моего врага моим защитником».
Потом громким голосом он воскликнул:
– Если у меня есть друзья здесь, отвернитесь! – и поднял голову Горгоны.
– Не пытайся испугать нас своим обманом, – сказал Фескел и поднял свое копье для броска, но окаменел именно в этой позе.
Ампикс почти погрузил свой меч в тело простершегося врага, но его рука окаменела, и он не мог ни выбросить ее вперед, ни отвести назад. Другой в момент громогласного вызова остановился с открытым ртом, но без исходящего звука. Один из друзей Персея, Аконтей, также поймал взгляд горгоны и окаменел, как другие. Астиагей ударил его мечом, но вместо того, чтобы причинить рану, меч отскочил со звоном.
