Всемирный следопыт, 1927 № 04 - [7]

Солнце, или божество, являющееся его олицетворением, называется «Апуллом». Может быть, это искаженное «Аполлон»? Не знаю. Ему оказываются величайшие почести и именно ему в жертву приносят ежегодно одного из обитателей острова — на жертвеннике, помещающемся в таком же каменном лабиринте, которых с полдюжины мы встретили на несчастном пути сюда и в которых там живут лопари, а здесь…

А чорт с ними! Лучше умереть, чем чувствовать себя здесь рабом живых покойников.

В этой прекрасной роще, посвященной Апуллу, стоит тот самый шарообразный храм, который мы увидели с берега еще… И не я ли первый тогда настаивал на том, чтобы пойти посмотреть на эту штуку, когда некоторые из нас уже струсили и хотели удрать назад!

Этот храм украшен множеством приношений. Теперь там лежит и наш германский теодолит и все инструменты. Я видел там кремневое ружье, два допотопных револьвера и старинный бульдог: очевидно, не мы первые добрались сюда и, боюсь, не мы последние погибнем здесь.

Тут все жители старшего возраста — жрецы божества. А большинство обитателей острова — кифаристы, — вроде наших гусляров или цитристов. Они могут петь и играть целыми днями во славу своего божества… Да и нечего им больше делать.

Население выращивает на своих полях что-то, похожее на пшеницу, в таком количестве, что этого хлеба хватает на всех. Едят туземцы к тому же не по-нашему. Кусочек сыра из овечьего молока и лепешки, испеченные на раскаленных камнях, с кружкой молока, вот все, чем они живы. По-моему они вымирают просто от тоски и скуки. Еще летом ничего — и работа, и роща — все развлечение… Но эти зимы, когда они уходят все в каменные щели, живут в камне, спят на камнях! Это ужасно! Женщины ткут свои плащи и рубахи из тончайшей шерсти овец, которых я пасу. А мужчины — положительно, как медведи в берлоге: редко кто долбит на камне какую-нибудь надпись или трудится над шкурой, чтобы выделать вот такую вот тончайшую кожицу, на которой я могу писать.

Чудные люди!

Сколько раз мы умоляли главного их жреца, или царя, — Бореадом он называется, — чтобы позволено было уйти нам. Разве они отпустят таких выгодных рабов, как мы! Бежать отсюда — невозможно. До берега не доплыть никому. Озеро, как наша Екатерининская гавань на Коле, никогда не замерзает… Соорудить же хоть плотишко какой-нибудь — нельзя, когда за тобой следят каждую минуту. Я пишу это только потому, что связал клятвой мою подругу… Но сколько мук принимает она, охраняя меня от чужих глаз и предупреждая о всякой опасности. Спасибо и на том!

Моя подруга, мне кажется, готова считать меня даже за самого Аварида, проживающего инкогнито среди них. Она надеется даже, что жребий не упадет на меня… Не даром же до сих пор я счастливо избегал этой участи.

Дело в том, что по существующему среди гипербореев преданию, какой-то гиперборей Аварид, тысячи полторы лет назад отправился куда-то путешествовать и пообещал вернуться… До сих пор о нем нет ни слуху, ни духу. Бореад, царствовавший в то время, отправил с ним десять свитков папируса, в которых была изложена история этого странного народа. Предки его были выходцами из Египта, и потомки, застряв здесь, еще не теряют надежды с помощью этих папирусов списаться со своими родственниками. Только найдется ли где-нибудь человек, который разберется в их иероглифах..

Это трудновато, хотя понять язык островитян легче. Ведь у них, как это ни странно, есть чисто русские слова: «береза», например, и значит — береза, а напишут такими каракульками, что не понять. Много слов, какие слышал я и у лопарей. Может быть, и наши лопари им родственники, только те одичали и все забыли, а эти дрожат над своей культурой и так цепляются за свое, что и еще тысяча лет пройдет, ничего здесь не переменится.

Аварид тот исчез и умер, конечно, но папирусы где-нибудь хранятся. Один из моих товарищей помогал старшему жрецу работать над выделкой пергамента и узнал от него, что Аварид направился через Кавказ. Мы долго думали об этом путешественнике и решили, что он направился в Индию. Где-нибудь в Лхассе, в тайниках Далай-Ламы, лежат эти папирусы, которые могли бы нас выручить из беды, если бы пришло кому-нибудь на ум разобрать их…

Но, говорят, туда европейцев не пускают даже.

Аварид же пропадает тысячу лет, и только косоглазые гипербореи могут верить в его возвращение. Во всяком случае, до сих пор он не вернулся еще, но они ждут его постоянно. Это он не велел им переступать границы острова, и они свято блюдут этот закон, в ловушку которого попались и мы. Я думаю, что они дождутся какого-нибудь умного человека, который явится. вместо этого Аварида и уничтожит закон.

Впрочем едва ли кому-нибудь будет от этого большая радость. Если им показать автомобиль или аэроплан — они подохнут от страха. И что делать этим живым покойникам за чертой своей страны?

Меня же уже не спасти никакому Авариду. День жребия приближается, и уверенность моей подруги едва ли поможет мне. Перехитрить жрецов невозможно. Пять лет наблюдаю я их и не могу разгадать фокуса, при помощи которого они заставляют вынимать жребий тех, кто заранее дли этого назначен.