Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы - [104]

III

Позже Германия будет считать это подлой тактической комбинацией, гениально разработанной макиавеллевским гением англо-американского империализма, когда Вильсон со своим либеральным морализмом обманом склонял Германию к перемирию, после чего в Версале франко-британские агрессоры наносили ей кинжальный удар. Для находящихся в преимущественном положении Лондона и Парижа это выглядело иначе. В октябре 1918 года Вильсон вступил в переговоры с Берлином, никак не координируя свои действия с Антантой. Чтобы хоть как-то понимать происходящее, Лондон и Париж потребовали от Вильсона прислать в Европу полномочного представителя, с которым они вместе могли бы сформулировать окончательные условия перемирия. 27 октября в Париж прибыл полковник Хауз[650]. Сначала британцы, французы и итальянцы заняли твердую позицию и отказывались идти на соглашение о мире, включающее положения «14 пунктов», которые президент также внес в одностороннем порядке. Французы и итальянцы не возражали против идеи Лиги Наций, но не хотели, чтобы она была включена в мирное соглашение. Британцы возражали против общего обязательства обеспечения свободы морей. Не принимая условий, ограничивающих их возможности в такой степени, британцы предпочитали продолжить войну и самостоятельно довести ее до конца. Мирные предложения Германии вновь обнажили глубокое различие позиций Вильсона и Антанты. Осенью и зимой 1918 года по мере приближения победы Вильсон не единожды при случае напоминал окружавшим свою основную позицию. Его неприятие европейской силовой политики распространялось и на море, и на сушу. «Если бы он не понимал, что Германия угрожает всему миру, он нашел бы случай разобраться с Англией»[651]. Теперь, после поражения Германии, этот момент, похоже, настал. В конце октября на заседании американского кабинета министров, когда один из коллег предостерег его от того, чтобы принуждать страны Антанты к миру на условиях, к которым они не были готовы, Вильсон резко ответил: «Их следует принудить». Нет никаких сомнений, что так и произошло[652].

Обмен нотами с Германией взбудоражил общественность. Потери в последних сражениях 1918 года были не менее ужасны, чем на протяжении всей войны. Это привело не только к истощению сил, но и к обострению проблемы людских резервов. В начале ноября 1918 года Жорж Клемансо был вынужден пойти на сделку с сенегальским лидером Блезом Дяном, пообещав предоставить политические права коренным сенегальцам в обмен на поставку рекрутов для французских ударных частей, что позволило Франции претендовать на свою долю в победе в 1919 году[653]. Ситуация в Ирландии вышла за пределы возможного компромисса. В случае продолжения войны предстоящей зимой Лондону пришлось бы насильно призвать на воинскую службу сотни тысяч мятежных сторонников «Шинн фейн». При всей воинственной риторике ни Клемансо, ни Ллойд Джорджу война сама по себе была не нужна. Еще не представляя, насколько близка Германия к полному краху, они понимали, что одержали историческую победу. Продолжив войну в 1919 году, они могли бы обоснованно рассчитывать на безоговорочную капитуляцию Германии. Но в этом случае основные заслуги в достижении победы принадлежали бы американцам. А если Франция и Британия идут на соглашение о мире сейчас, то они становятся героями. Единственное, что могло поставить их триумфальную победу под вопрос, были бы безуспешные попытки саботировать перемирие, в которых они выглядели бы реакционными противниками Вильсона в его видении мира и демократии[654].

Более того, хотя полковник Хауз имел инструкции «принудить» европейцев, на деле он был в большей степени расположен к тому, чтобы пойти на уступки, чем Вильсон. В обмен на согласие принять «14 пунктов» в качестве основы соглашения о мире Хауз согласился с тем, что военные условия перемирия будут определены главнокомандующим союзнических армий генералом Фошем. К радости французов, Фош настоял на полном разоружении германских военных и выводе германских войск с территорий к востоку от Рейна. Союзническим войскам предстояло занять Рейнскую область и плацдармы на восточном берегу Рейна. Это были требования временного характера, не окончательный мир, но Фош удивился, когда узнал, что требования приняты. Он считал их очень жесткими и рассчитывал, что Берлин отвергнет их, дав ему тем самым возможность довести войну до действительно окончательной победы.

Что касалось Британии, то здесь Хауз пошел еще дальше. Он согласился с тем, что Британия сама сформулирует свои возражения в качестве оговорок в окончательном варианте ноты, которая будет направлена Германии. Это вызывало у Британии чувство раздражения, но по крайней мере позволяло ей упрочить свои законные позиции. Британия могла согласиться с договором о мире, не требующим карательных контрибуций. Но в войне, принесшей разруху во многие страны мира, было несправедливым ограничивать компенсации лишь территориями, которые германская армия опустошила в прямом смысле слова. Именно поэтому в ноте о перемирии указывалось, что Германия несет ответственность за все расходы, возникшие в связи с ее агрессией, а это уже была статья, имевшая значительно более широкий смысл. Вторая оговорка касалась свободы морей. Британия не оспаривала законные интересы своих партнеров на море. Начиная с 1917 года Британия призывала администрацию Вильсона рассмотреть вопрос о партнерстве в области судоходства