Всемирная спиртолитическая - [16]

И заставлял снимать по новой. После десятого дубля незадачливый артист понял, что не сможет в нужный момент воскреснуть, и, плюнув на все кино, ушел, то есть уполз со съемочной площадки, волоча перебитые ноги и выплевывая вместе с кровью выбитые качками зубы. Снова бичевал. Попрошайничал, выдавая себя за ветерана войны в Афганистане, демонстрируя всем желающим старый рубец от аппендицита, оставшуюся на память от съемок в кино испещренную шрамами голову и сломанный кастетом, свернутый набок пухлый мясистый нос.

Зимой прошлого года Калян по направлению городского центра занятости попал на спиртзаготовки, где и познакомился с будущим атаманом. Он же принес с собой добытый где-то по случаю флаг спортивного общества «Спартак». Ермаков, помнится, предложил тогда сшить из почти нового красного полотнища две пары семейных трусов, но Калян запротестовал.

— Давай лучше мы из него знамя для нашего отряда сделаем! — сказал он, серьезно глядя на приценивавшегося к флагу с большими портновскими ножницами Чопика. — Вон и эмблема уже готова — ничего и придумывать не надо! «С» — значит Спартак. Он реальный был мужик — за свободу боролся, за счастье народу! «С» — это и свобода, и счастье, и свет и спирт, и социализм, и слава, и сало — и все, что хочешь, в одной букве! Круто ведь!

— Круто, — согласился Чопик и с тех пор нигде не расставался ни со знаменем, ни со своим доблестным знаменосцем.

— Чопа! Заправиться надо! Горючки ноль! — окликнул водила задумавшегося атамана. — Свернем?

— Давай сворачивай, — разрешил батька, — тока немного — бабла негусто!

По-стариковски кряхтя и чихая, пазик въехал на окраину пробуждающегося ото сна губернского города и остановился возле первой попавшейся на пути автозаправки. Калян вылез из кабины и с зажатым в кулаке полтинником направился к окошку оператора. Санек даже не проснулся.

Чопик вышел из автобуса с папиросой в зубах и направился к одной из колонок. Возле колонки прямо на голой земле сидел попрошайка с плакатом. На прикрепленном к тонкой еловой реечке куске ватмана мелким неуклюжим почерком было выведено:

Подайте инвалиду войны.

Срочна нужна опирация

На голову в Москве.

Цена восемсод доларов.

В ногах у одетого в армейскую шинель и стоптанные демисезонные ботинки нищего лежал снятый с коротко стриженной, под ежик, головы остроконечный войлочный шлем с большой синей звездой, приспособленный под емкость для сбора предполагаемой милостыни. Шлем был пуст.

— Че, в натуре, инвалид? — спросил Ермаков сочувственно.

— Правда, — тихо буркнул тот, поднимая на сердобольного незнакомца маленькие с опухшими веками глазки, — подайте Христа ради!

— Ну, и чего болит? — поинтересовался атаман, с недоверием разглядывая нищего — совсем молодого, безусого еще паренька; с одутловатым, ненормальной полноты лицом, такими же пухлыми маленькими ручками и непропорционально большим туловищем. — Голова, что ли?

— Голова! — утвердительно кивнул паренек и, молитвенно глядя прохожему прямо в глаза, добавил жалостливо: — Подайте, дяденька! Пожалуйста!

— Да что ты все заладил «подайте да подайте!» — отрезал Чопик нервно и сунул парню дымящийся хапчик: — На, кури!

— Спасибо, дяденька! — сказал тот, принимая грязными руками драгоценный окурок. — А подайте, а?!

— Че такое тут у вас? — поинтересовался закончивший с заправкой Калян, подходя к занятому разговором атаману. И, прочитав надпись на плакате, рассмеялся весело и беззаботно, махнув рукой: — Пойдем, Чопа! Не слушай, чего он тебе тут втирает! Я с таким сам сидел! Лажа это все. Пусть лохов лечит. Пошли!

— Погодь! — отмахнулся от него командир и, обращаясь к пареньку, спросил серьезно: — Тя звать-то как, инвалид?

— Жирабас. — просто ответил тот.

— Как-как? Эт че, кличка, что ли? Ты мне скажи, как тебя зовут, чудо в перьях!

— Жирабас! — подтвердил попрошайка, жадно посасывая обжигающий пальцы окурок. — Ну, еще, бывает, Жириком зовут, когда настроение хорошее.

— Чопа, ну давай поехали уже! — крикнул, высовываясь в окно, сидящий за рулем водитель.

Повернувшись спиной к попрошайке, Чопик не спеша пошел к автобусу. Не доходя до предупредительно открытой Каляном дверцы, остановился и, подумав немного, спросил у примолкшего вдруг бедолаги: — Слышь, ты, как тебя там? Жрать хочешь?

— Угу! — буркнул тот, блеснув ожившими внезапно глазами.

— Залезай! — скомандовал Ермаков, указав ему рукой на дверь.

Паренек встрепенулся всем телом, схватил в охапку свой шлем и, с неожиданной для такого увальня ловкостью вскочив на ноги, бегом кинулся к взревевшему всеми своими лошадиными силами пазику…

— Ты сам откуда? — спросил Чопик нового попутчика, подавая ему раскрытую банку тушенки. — Извини, брат, ложек нет! Вот штык-нож, если хочешь!

— Спасибо, я так! — ответил Жирик, запуская в банку грязную, с ломаными ногтями пятерню и вытаскивая большой жирный кусок говядины.

— С Воркуты я. Знаете, за полярным кругом город такой. Шахтеры еще там…

— Знаю, — кивнул батька, открывая бутылку водки и отхлебывая из горла, — родители есть?

— Не-а! — отрицательно мотнул головой попрошайка, с жадностью голодного людоеда пожирая содержимое банки. — Детдомовский я. Школа-интернат для детей с зэпээр.