Всем смертям назло - [22]
— Не дури, Сережка. Все страшное позади. Скоро домой. Там тебе такую квартиру отгрохали!..
— Ребята, я не вернусь на шахту.
— Как?.. Ты что, Сережа?.. Ты понимаешь, что говоришь?!
— К сожалению, слишком ясно…
— Нет, Рафик, ты послушай, что он надумал! Ты это сам или кто подсказал? Не пущу! — Николай вскочил со стула, расставил перед Сергеем руки, словно тот сейчас же, сию минуту, собрался бежать куда-то. Потом сел, притих на минуту, удивленными глазами уставился на Сергея. — Сережа, я ничего не понимаю, Ты обиделся? Тут же твои друзья, твоя шахта. Понимаешь твоя! За нее, за нас ты… — Гончаров снова вскочил, потряс руками, — кровь свою отдал, вот эти… чтоб жила она, мы жили! Нет, ты пошутил. Ну, скажи пошутил?
Сергей молчал.
— Рафик, что ты сидишь как истукан! Скажи ему что-нибудь!
— Не надо кричать, Коля. Мне не до шуток. На шахту я не вернусь.
— Может, ты скажешь почему? — тихо спросил Рафик.
— Наверное, я не прав. Не знаю… Можете осуждать меня. А как мне жить, когда загудит шахтная сирена и вы пойдете на смену? Куда я спрячу свое сердце?..
— Чудак ты, Сережка! — улыбнулся Николай. — Не останешься без дела. Найдем… Поможем…
— Вот именно — найдете, поможете… И в ущерб своим делам будете нянчиться со мной. Вы сильные, но и в ваших глазах я вижу иногда жалость… Даже сейчас, после всего, "то я сказал, никто не вскочил и не надавал мне по морде… И право на пощечину себе я должен буду вновь отвоевывать… сам… всей жизнью. Чтоб как равного… сплеча…
Мамедов встал, прошелся по палате.
— Ты жесток к себе, Сережка.
— У меня было время обдумать свое решение. Я простился с шахтой. Поверьте — рвать сердце нелегко, но… на шахту я не вернусь…
А вскоре сентябрь закружил пожелтевшую листву по больничному двору. Зачастили унылые осенние дожди, и хмурое небо торопливо погнало вместе с тучами косяки перелетных птиц. Птицы летели на юг. Летели навстречу новой жизни. И было непонятно, почему в их криках слышалась неподдельная грусть и отчаянье.
Эти крики преследовали Сергея днем, будоражили по ночам сон. Он просыпался с тяжелыми думами и после долго не мог заснуть. Болели раны. Отчетливо, словно ничего не произошло, ощущались руки. Сергей сгибал пальцы, локти, кисти, чувствуя каждый сгиб, каждую складку кожи. Казалось, кончился длинный кошмарный сон, и сейчас он поднимет руки, проведет ими по лицу, сожмет колющие болью виски, пятерней расчешет волосы… Руки тянулись к голове и падали, невесомые, невидимые, опалив плечи огненной болью. Беззвучный, тягучий крик журавлиной стаи рвал тишину темной осенней ночи, невидимыми тисками давил готовое выпрыгнуть из груди сердце.
"Возьми себя в руки!" — властно шептал внутренний голос, и отчаяние отступало.
"Инвалид! — кричало оно строками пенсионной книжки, — Старушки со слезой на глазах будут смотреть тебе вслед".
"Не распускай нюни!" — кричал все тот же голос, от которого Сергей вздрагивал и менял направление своих мыслей.
17
Войдя в палату, Кузнецов нарочито бодрым голосом сказал:
— Ну вот, Сережа! Наступил час нашего расставания. Сегодня был консилиум. Учитывая твою просьбу, мы решили: можно выписываться домой. Григорий Васильевич, не глядя на Сергея, прошелся по палате, подошел к окну и, не меняя позы, отчетливо сказал: — Я желаю вам всего самого наилучшего, мужества, любви, счастья. — Он резко повернулся от окна, поспешно подошел к Сергею, стиснул его плечи. — Будет трудно — пиши… пиши, Сережа… — И быстро вышел из палаты.
Моросил серый, холодный дождь, в пожелтевших деревьях метался осенний ветер, рвал листья и бросал их на тускло блестящий, мокрый асфальт. Около больницы стояла толпа людей в синих больничных халатах, в наспех накинутых на плечи пальто и молча смотрела вслед двум удаляющимся человеческим фигурам.
Сергей шел сгорбившись, прихрамывая, наклонив вниз голову. Таня шла сбоку, маленькая, хрупкая, и все старалась заглянуть ему в лицо, словно хотела убедиться: он ли это, воскресший из мертвых, идет рядом с ней? Набежавший порыв ветра зло трепал пустые рукава его коричневого пальто.
Таня оглянулась назад, прощально помахала рукой. Сергей остановился и посмотрел на провожающих его людей. Таня, заметив навернувшиеся слезы, осторожно тронула его за плечо, и они ушли.
— Да-а-а… — задумчиво протянул кто-то в толпе провожающих, — Жизнь прожить — не поле перейти…
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
1
Не думал, не гадал Сережка Петров, впервые ступая на перрон донецкого вокзала, что придется вот так идти по нему — слабым и беспомощным.
А на вокзале ничего не изменилось. Та же суета и разноголосый шум, те же каменные ступеньки, и плененные асфальтом деревья, и пересвист поездов, и голос диктора, — все с первого взгляда было таким же, как в тот далекий, невообразимо далекий день. Да и был ли он, тот день? Неужели эти деревья приветливо склонялись и радостно шуршали зелеными ветвями, а не роняли, как сейчас, с какой-то необъяснимой болью пожелтевшие листья на холодный асфальт? Неужели и тогда, когда душу нетерпеливо жгла комсомольская путевка молодого специалиста, голос диктора говорил так же тревожно, словно предупреждал о надвигающейся неотвратимо опасности? Неужели не было этой границы, перерезавшей всю жизнь на далекое вчера и чужое сегодня.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман В. Титова «Проходчики» — о шахтерах. В центре повествования молодые парни 50-х — 60-х годов, окончившие ПТУ и пришедшие в шахту для пополнения бригад квалифицированными специалистами. В. Титов, сам работавший в те годы на шахте, показал наших современников, людей труда, их волнуют житейские и производственные вопросы. Становлению характеров молодых шахтеров помогают опытные рабочие. «Всем смертям назло» — известная читателям книга, в значительной степени является автобиографической.
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».