Всего одна жизнь - [8]

Шрифт
Интервал

— Товарищи, прошу вас выйти!

— Это все ты, ты довел ее! — визгливо кричит пожилая худощавая женщина бледному перепуганному мужчине.

В комнате наступает тишина, нарушаемая ударами тела об пол. Что же все-таки делать? Вероятно, не трогать. Кажется, нужно не обращать внимания. Я сажусь на край стула и нервно ищу папиросы. Припадок продолжается. Без особой цели глянув в окно, замечаю несколько прильнувших к стеклу лиц. Ощущение такое, будто меня сунули в кипяток. Неловко соскальзываю со стула и наклоняюсь над женщиной, опять щупаю пульс. «Сердечные не нужны…» — судорожно пробегает в голове, словно я хочу перед кем-то оправдаться. От моих прикосновений судороги усиливаются. Я слышу, как за моей спиной осторожно приоткрывается дверь. Заглядывают… С замерзшими мыслями иду к двери, распахиваю ее и кричу Виктору:

— Занеси, пожалуйста, носилки!

— В больницу?! — с ужасом говорит худощавая женщина и снова набрасывается на перепуганного мужчину.

Припадок продолжается. Я сижу в машине рядом с носилками и стараюсь сообразить, куда мне ее везти. Когда машина въезжает на больничный двор, припадок прекращается. С ума можно сойти! С чем, интересно, я привезу ее в приемный покой? Более дурацкого положения не придумаешь. Невероятный позор! Потащил в больницу женщину с истерическим припадком. Курам на смех! Меня охватывает трудно преодолимое желание спрятать куда-нибудь эту женщину.

— Где я? — слабым голосом верещит женщина на носилках. — Куда меня везут?

Вот именно — куда?

— Понаблюдаем за вами четверть часа в приемном покое, — как можно спокойнее говорю я, — и пойдете домой.

Когда же он придет — опыт?!

2

Утром едва продираю глаза. Удастся когда-нибудь выспаться?! Лора брызгает мне на пятки холодной водой.

— Убью, подлая!..

Лора исчезает. Развеваются полы ее цветастого халата. Ваня громко поет на кухне. Впечатление такое, будто собаке прижали хвост и ей никак не вырваться. Она уже и не пытается. Просто воет, издыхая в беспросветной тоске. Слов не слышно, но мне очень жаль собаку, Ваню, себя… Когда Ваня проходит в «ничью комнату», я разбираю слова: «Хороши-и весно-ой в са-ду-у цветочки-и…» Вой гаснет в шуме включенного приемника: Лора, одеваясь в «женской», ищет «последние известия». Прежде чем она находит их, я убеждаюсь, что весь мир уже проснулся, кроме меня. Смотрю на часы, в ужасе вскакиваю и бегу на кухню мыться.

Муся жарит на огромной сковороде яичницу. Она неизменно и с удовольствием занимается кормлением «Птичьей горы». Через пять минут мы с фантастической быстротой разделываемся с яичницей. Все. Бежим на работу.

Этот утренний час для меня неизменно полон радости. Дома я всегда прикидывал: какая лекция идет первой. Норовил поспать лишний час. В это время я редко испытывал желание куда-нибудь идти или что-нибудь делать. Его нужно было пережить, этот час, как тяжкую необходимость. «Отец прав: я лентяй», — говорил я себе, клюя носом в трамвае… Я бы хотел, чтобы он увидел меня сейчас!

Пятиминутка уже началась. Все часы мы ставим по Мусиным. Хронометр надул нас на добрых три минуты.

Дежурная сестра докладывает, что у Ганзина в пять утра была рвота «кофейной гущей». Опять! До семи ему перелили двести пятьдесят кубиков крови…

Ганзин поступил неделю назад с желудочным кровотечением. Нам удалось остановить кровотечение. Я уже был спокоен за него. Оперироваться ему опасно — плохое сердце. Еще в день поступления он удивил меня своим спокойствием. Мы ходили вокруг него целый день, переливали кровь, смотрели, щупали, а он улыбался и говорил: «Ничего. Все будет в порядке. Я живучий».

И вот опять…

— Вероятно, придется оперировать, — говорит Петр Васильевич.

— А как же?..

— Ничего не поделаешь. Иначе помрет от кровотечения.

Петр неподвижно сидит, положив на расставленные колени руки, словно охватывая свой громадный живот. Только папироса чуть шевелится в углу рта. Молчим.

— Пригласи Ваню. Посоветуемся.

Ваня приходит через десять минут. Терапевтическое отделение занимает другую половину нашего длинного деревянного здания, в котором сорок лет назад размещалось концессионное управление рудника.

Все идем к Ганзину. Мне кажется, он осунулся за ночь. На худом лице беспокойная улыбка.

— Что, все же придется оперировать?

— Возможно, Юрий Иванович, — говорит Петр Васильевич.

— Ненадежный у меня мотор, — смущенно говорит Ганзин, прикрывая ладонью сердце.

— То-то и оно…

Каково Ганзину от этого «то-то и оно»! Но Петр Васильевич никогда не кривит с больными. Или молчит, или говорит правду. И как бы эта правда ни была тяжела, в конце концов она всегда получается успокаивающей! Потому что больной понимает: решение, которое мы принимаем, — единственно верное.

Ваня тщательно обследует Ганзина. В коридоре разводит руками:

— Тяжелый порок сердца. Появилась мерцательная аритмия… Операция, конечно, очень рискованна.

— Может быть, подождать еще? — предлагает Муся.

Я соглашаюсь с нею.

— Хорошо, — говорит Петр Васильевич. — Рвота была около пяти часов назад. Понаблюдаем несколько часов. Володя, перелей ему медленно еще пол-литра крови.

Полдня мы ходим вокруг Ганзина. Ваня возится с переносным электрокардиографом, который мы недавно получили. В приемном покое молча ожидает с утра жена Ганзина. Юрий Иванович рассказывал мне, как они познакомились на фронте, — штабной писарь и дивизионная телефонистка…


Еще от автора Артем Ильич Гай
Незавершенный эксперимент

Дельфинов готовили к проведению эксперимента по выполнению аварийно-спасательных работ в открытом море. С этой целью к двум дрессированным дельфинам по кличке Пират и Эльма добавили несколько «дикарей», недавно выловленных в море. После этого обученные дельфины неожиданно проявили агрессивность по отношению к дрессировщику, с которым они работали несколько лет, а в газетах появилось сообщение, что японские рыбаки уничтожили большое количество дельфинов. Эксперимент оказался под угрозой…


Наследники

Советский инженер Иван Овечкин прибыл в Западную Африку оказывать братскую помощь бывшей французской колонии и поселился по соседству с одиноким немолодым врачом Оноре-Максимилианом Жиро. Поведение врача и его тайные исследования были загадочны. Но после того, как к нему зачастили необычные посетители, ситуация стала тревожной…


Мистификация

Одинокий и немолодой уже врач — Иван Петрович Левин, любил читать фантастику и литературу, посвященную НЛО. Мог ли он предположить, что сам окажется участником необъяснимых событий…



Рефлектор. Исповедь бывшего обывателя

Младший научный сотрудник одного известного института, оказывается похищенным с помощью супер-иглы. Очнувшись среди представителей другой цивилизации он узнает много интересного…,.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.