Всего один год - [223]

– Ну, во-первых – он меня в учителя не нанимал…- Грустно ухмыльнувшись, возразил Алл.- И, потом…- системщик тяжко вздохнул,- боюсь, что ему эту сказочку ещё… с пару лет… разъяснять пришлось бы…- Махнул он рукой под громовой хохот Джакуса.

– Тяжко быть профессионалом?- Нахохотавшись, участливо спросил он.

– Ох, тяжко…- Совсем непритворно вздохнул Алл.- Знаешь,- Он повернулся к Джакусу,- наша участь столь печальна уже, хотя бы, потому, что {наша работа – пожалуй, единственная на свете… в том смысле, что действия профессионала… люди всегда считают заведомо ошибочными.} {А. Честертон, "ЗЕРКАЛО СУДЬИ".}

– Ккак это?- Не понял я.

– Да так. Де факто.- Развёл руками Алл.- Есть такой факт. Объяснять который я не хочу. И не могу. Я просто дряхлею… разлагаясь… в одиночестве… Страдая от безделья…

– Безделье так страшно?- Зачем-то спросил я.

– Страшно, Анри. Страшно. Видишь ли… Говорят, {чтобы лампа светила – нужно все время подливать в неё масло…}{Мать Тереза} Это есть факт, Анри. Иначе – она потухнет. Я уже много раз потухал, Анри. Потом – пытался вспыхивать снова и снова: человек ведь не лампа, и горит он несколько по-иному… Но… Мне сложно жить среди людей, Анри. Мне сложно жить в обществе с совершенно непонятными и алогичными правилами, которые применяет всяк власть предержащий так, как ему возжелается в тот или иной момент времени…

– У нас говорят: "если Вы действуете в нарушение правил – то Вас штрафуют; если Вы действуете по правилам – Вас облагают налогом". – Мрачно пошутил я.

– На самом деле – сказанное есть лишь вершина айсберга…- Махнул рукой Алл.- Technology is dominated by two types of people: those who understand what they do not manage, and those who manage what they do not understand.- Ухмыльнулся он.- Это невозможно перевести однозначно – извини… Но это определяет многое в нашей сегодняшней жизни – увы…- Он как-то обречённо развёл руками.- Знаешь, мне как-то подумалось, что жизнь… Она очень похожа на собачью упряжку: если ты – не вожак, то картина никогда не меняется. Ты… Ты понимаешь меня, Анри?

* * *

Глава №. Весна.

…Наконец-то в Ункарии настала настоящая весна – с зеленеющей травкой, радостно щебечущими за окном птичками, вернувшимися на родину после зимней стужи – и постепенно раздевающимися аборигенами. Холода, казалось, канули в лету навсегда… Как они меня уже утомили к этому времени – нормальными словами передать просто невозможно. Казалось, единственное, что помогло мне их пережить, была надежда – надежда на то, что когда-нибудь это должно, всё же, закончится. На радостях я даже отправил "на родину" добытый Лидочкиной мамашей тулуп – как будто сам факт его присутствия или отсутствия здесь определял возможность возврата зимней стужи.

Надежды Скрента на серию скандальных репортажей к этому времени совершенно растаяли, и он, в последнее время потихоньку муссировавший в обществе тему об "Ункарском чуде", теперь позволял себе всё более и более неосторожные заявления – если сначала он "как бы спрашивал", возможно ли такое – в природе, в обществе – то теперь он уже несколько раз глубокомысленно замечал, что он-де, сумев в своё время разглядеть "зарождение чуда", первым выслал сюда штатного корреспондента. Попутно в его словах я уже выглядел, как "один из наиболее грамотных аналитиков" – что ж, не грех и погреться в лучах своей славы, хоть и основанной на тщеславии Скрента… По крайней мере, он уже стал "особой, приближённой к членам правительства", с ним вполне охотно вступали в беседу "шишки" – от конгрессмена до президента, а многие секретарши в разных приёмных, ещё не успев забыть его – всего полгода назад – заискивающий взгляд, обильно сдабриваемый шоколадом, теперь смотрели на его уверенную физиономию с некоторой опаской: неровен час, скажешь чего не так, а он небрежно бросит фразу об этом твоему боссу… для которого именно подобные события чаще всего и служат поводом для смены секретарш…

Историю с рождественской поездкой Лидочки непонятно почему Скрент от коллектива скрыл. Интересный он всё-таки человек: где за лишнюю сотню-другую, глядишь, и глотку перегрызёт – а где, когда чем-то необычным пахнет – так и прикроет… И, что уже не раз замечено, если он видит что-то настоящее – то обычно осторожно так, недоверчиво присматривается – долго – и, если ничего настораживающего не заметит, то может и помочь. При необходимости. На этот раз он сам вдруг позвонил мне и, даже не поинтересовавшись делами, что было ему совершенно не свойственно, вдруг, с бухты-барахты, спросил:

– Слушай, ты что – её трахнул?

– Послушай, Скрент…

– Да нет, это ты послушай…- Перебил он.- Имею я право, в конце концов, знать, кто трахает мою секретаршу – или не имею?

– Зачем это тебе?- Устало спросил я.

– Ты знаешь…- Голос Торри вдруг стал не нагло-требовательным, а, даже, каким-то задумчивым,- она приехала от тебя… какая-то… Не такая.

– То есть?

– Не весёлая.

– Грустная?

– И не грустная… Задумчивая, может быть.

– И?

– Что "И"?

– Что из этого следует?

– Вот это-то я и хотел узнать у тебя, дружище…- Я молчал.

– Ну, мы долго будем молчать?- Наконец нарушил тишину Торри.