Всего один год - [130]

Вечно это продолжаться не могло. Вскоре мы, измученные бессонницей и совершенно обессиленные физически, приняли единственно разумное решение – разбрестись по своим комнатам. Больше находиться вместе мы уже совершенно не могли: едва завидев друг друга, мы бросались в объятия, и все наши акробатические этюды снова шли по кругу, что на фоне общего изнеможения уже вызывало едва ли не раздражение. Мы не могли ни расстаться – это было выше наших сил, ни быть рядом – на что уже не хватало сих физических. Решение было не самым желанным, но неизбежным, и неотвратимую необходимость его уже понимали оба: нам нужно было если не отоспаться как следует – то, хотя бы, несколько часов передремать. При этом о том, чтобы спать вместе, не могло быть и речи: мы несколько раз уже пробовали это, но не смогли: каждый раз, даже впадая в забытье, кто-то из нас неизменно вскоре просыпался и начинал ласкать другого… Я нехотя оделся, поминутно возвращаясь к ней и теряясь в её волосах или, хотя бы, хватая за руки; и, шатаясь, как совершенно пьяный абориген, побрёл к двери. Лидочка – не в лучшем, разумеется, виде – шатаясь и держась за стены, брела следом. Обменявшись на прощанье ключами – с тем, чтобы проснувшийся первым мог потихоньку посетить второго – не дожидаясь, пока тот проснётся – мы, наконец, расстались.

Добравшись до номера, я рухнул на постель поверх одеяла, не сумев даже снять брюки – только пиджак полетел куда-то на стул. Проснулся далеко заполночь, от холода: в рубашке при восемнадцати градусах было не слишком уютно… Стуча зубами, побрёл в ванную – горячая вода била из крана мощной струёй. Позже Джакус так же охотно пояснял мне, что дома он ведёт, в основном, ночной образ "ванной жизни": проще всего принимать ванну после полуночи – по крайней мере, не ждёшь неожиданностей в виде внезапного падения напора или даже полного прекращения подачи воды. Сейчас же я разделся и влез в воду, стараясь согреться. Вода была – практически кипяток, так что вскоре мне это удалось. Красный, как варёный рак, я отправился в комнату и, разобрав постель, влез под одеяло. На этот раз проспал до утра – как рухнул в небытие, едва растянувшись на простынях – так ничччего и не помню.

Проснулся я от того, что кто-то или что-то касалось моей щеки. Я попробовал отмахнуться – но не смог. Не смог вынуть руку из-под одеяла. Встревоженно открыл глаза, хлопая ресницами – и вижу… На мне верхом сидит Лидочка в батистовой, полупризрачной рубашке… На голое тело, разумеется. И волосами щекочет, улыбаясь, мою физиономию.

– Ты что – так и пришла?- Осторожно поинтересовался я.

– Нет,- улыбнулась она.- А жаль.

– Что жаль?

– Что я не настолько смела, чтобы проделать такой путь в таком виде.- Она встала, потянулась, и, достав из холодильника палку колбасы, лихо переломила её и бросила половину мне:

– Лови!- Я едва успел выскочить из-под одеяла. Следом точно таким же образом проследовало полбатона. И надо сказать – весьма кстати: вчера из-за усталости я совершенно не чувствовал голода, а сейчас он прямо спросонок уверенно дал о себе знать. Я сидел на постели, отгрызая куски и пытаясь их разжевать, Лидочка хлопотала с миниатюрным кипятильником, пытаясь сообразить чай. Я ещё не успел набить себе зоб и удавиться, будто накормленный всухомятку птенец, как Лидочкиными усилиями явилась на свет первая чашка. Отхлебнув, она бесцеремонно протянула её мне. Странно… мне вдруг стало как-то уютно, комфортно и тепло от этого её поступка… А ведь совсем недавно – буквально перед самым отъездом – подобный жест просто привёл бы меня в совершеннейшее замешательство… Если не в негодование…

– Тебе действительно жаль?- Отхлебнув и поглядывая на неё поверх чашки, поинтересовался я. Лидочка покраснела:

– Анри… Нет, ну ты… Только не подумай, что я вообще такая, а?

– А что – на самом деле ты другая?

– Ну, не знаю…- Лидочка смутилась ещё больше.- А может, я на самом деле такая и есть.- Вдруг, прямо взглянув мне в глаза, едва ли не с вызовом произнесла она.- Просто раньше притворялась…- Она вздохнула.- Боишься?

– Чего?

– Моих возможных выкрутас…- Я пожал плечами:

– Да нет, вроде… Лишь бы они не доставляли нам хлопот… Связанных с общественным мнением…

– Боишься общественного мнения?- Прищурившись, спросила она.

– Нет, просто не хочу, чтобы нас окружало чересчур много похабных слухов…- Лидочка вздохнула:

– Этого и я не хочу…- И вдруг сделалась какой-то такой растерянной, что мне даже стало её жалко.

– Только вот… со мной – будь лучше такой, ладно?- Не смог удержаться, чтобы не попросить её, я.- Когда мы с тобой наедине… Или – там, где нас никто не знает. Идёт?- Лидочка, немного поразмыслив, согласно кивнула, встряхнув кудряшками:

– Идёт! Только… чур, слова назад не брать!- Вдруг озорно добавила она.- А если передумаешь – сразу скажи. Честно… А не жди, пока закипишь от ревности… Договорились?- Я молча кивнул в ответ. Шут его знает, что сделала со мной эта девчонка… Я был готов стать её рабом – сегодня, сейчас – и навсегда… Я готов был потакать её любым капризам и прихотям – а она спрашивает, может ли она так себя вести, как мне нравится… Безумно нравится… Бред… Хм… Если этот бред люди называют Любовью – я не возражаю попробовать… Да и не только попробовать, пожалуй… а и нести этот крест… какое-то время? Не знаю… Может быть, и всю жизнь. Или – вообще до конца… А что есть конец?