Всегда в продаже - [11]
СЕРЕЖА. Глупо!
КИСТОЧКИН (весело). Пролетело – не заметили. Готовы материалы по конкретной проблематике на текущем этапе?
СЕРЕЖА. Да где же я их возьму?
КИСТОЧКИН (жестко). Ищи!
В редакционное помещение входит мрачный парень в толстом свитере и в кашне. Его появление почему-то смущает сотрудников.
АЛИК (тихо). Женя, приперся этот Буркалло.
КИСТОЧКИН (тихо). Спокойно. Как бы не замечаем. (Громко.) А ну, давай-ка поработаем вместе над текстом.
Алик и Виталик подают ему свои тексты. Втроем они усаживаются за стол и что-то пишут, правят.
СЕРЕЖА. Буркалло, ты к нам?
БУРКАЛЛО. Ничего, подожду. (Усаживается в кресло, закидывает ногу на ногу, смотрит в окно.)
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (выключает музыку). Все-таки что случилось с Женькой? Кажется, он вообразил, что подчинил себе все человечество. Нет, брат, это не так-то просто.
КИСТОЧКИН (через сцену). Просто, очень просто.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (уверенно). Люди – не дураки.
КИСТОЧКИН. Смело, но не научно! (Продолжает работать похохатывая.)
Треугольников мечется по комнате. В квартире Принцкеров появляется Светлана.
СВЕТЛАНА (громко). Оля! Бабушка! Куда это все подевались?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (открывая дверь). А вас как зовут, а?
СВЕТЛАНА. Света. А вы кто такой?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я Треугольников.
СВЕТЛАНА (со смехом). В детстве звали Треуголкой, да?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Заходите.
СВЕТЛАНА (входит). Как вы сюда попали?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (жестко). Я дружок этого самого… Кисточкина. Он вам нравится?
СВЕТЛАНА. Вы заметили?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. А я вам нравлюсь?
СВЕТЛАНА (хохочет). Ну и будка! Вы что, битник?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Какой я битник. Я горный мастер.
СВЕТЛАНА (хохочет еще пуще). Ой, горный мастер! Умру! (С разбега валится на тахту.)
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (улыбаясь, смотрит на ее ноги). Однако вы очень смело сейчас кинулись.
СВЕТЛАНА (с тахты). Я вижу, вы разбираетесь кое в чем.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я, кажется, влюблен в вас.
СВЕТЛАНА (встает). Ну, пока!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (тоскливо). Не уходите, а?
СВЕТЛАНА. Пока, горный мастер.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ (отчаянно). Я вас люблю!
СВЕТЛАНА (сухо). Перебьетесь, дружище. (Уходит.)
КИСТОЧКИН (Треугольникову). Бездарно, старик! Я вижу, ты совсем потерял квалификацию. (Сотрудникам.) Хорошо поработали, ребята. Теперь найдите какого-нибудь лопуха, лучше всего доцента, для подписи. (Идет к Буркалло, обнимает его.) Здорово, старик!
БУРКАЛЛО. Какого черта? Еще обнимаешься?
КИСТОЧКИН. Чудак! Обижен, что ли?
БУРКАЛЛО. Состряпали заметку, ничего себе. Сколько ты мне в дружбе распинался, и картина моя у тебя висит…
КИСТОЧКИН. Я не кривил душой. Ты – гениальный художник.
БУРКАЛЛО. Какого же хрена ты пишешь?
КИСТОЧКИН. Ты неисправимый чудак. Не все ли тебе равно – похвалил я тебя или поругал? Главное – реклама. Многие великие так начинали.
БУРКАЛЛО (простодушно). Правда?
КИСТОЧКИН. И потом, посвященные поняли все.
БУРКАЛЛО. А непосвященные?
КИСТОЧКИН. У них еще нос не дорос соваться в такие дела. Тебя будут любить все, для кого ты пишешь…
БУРКАЛЛО. Я для всех пишу.
КИСТОЧКИН. Вечный спор. Без поллитры тут не разберешься.
БУРКАЛЛО (оживляясь). Вот это правильно.
КИСТОЧКИН. Давай завтра, дружище. Идет?
БУРКАЛЛО. Почему не сегодня?
КИСТОЧКИН. Сегодня у меня… (Что-то шепчет на ухо Буркалло, тот трясется в немом смехе, он, видно, очень любит Кисточкина.) Кстати, старик, твоя студия сегодня вечером свободна? (Громко.) Понимаешь, мне надо продиктовать стенографистке статью. Дай ключ!
БУРКАЛЛО (смеется). Хорошая, наверно, будет статья. (Вынимает ключ и передает его Кисточкину.) До завтра. Эй, пираты пера, пока! (Уходит.)
КИСТОЧКИН (выходит на просцениум, Треугольникову). Понял, как надо работать с людьми?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Это нереальный мир.
КИСТОЧКИН. Реальный. Реальный.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. И редакции такой не существует. Ты ее выдумал.
КИСТОЧКИН. Сам ты все выдумываешь, пентюх.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Во всяком случае, от меня-то ты получишь, от имени моих друзей и от имени нашей прошлой дружбы, а Светлану я у тебя отберу.
КИСТОЧКИН. Бодливой корове бог рог не дает. (Возвращается в редакцию.)
СЕРЕЖА (встает). Это свинство!
КИСТОЧКИН. Готовы материалы по конкретной проблематике?
СЕРЕЖА. Готовы, вот они! (Бухает на стол одну пухлую папку за другой.) Свинство! Свинство! Свинство!
КИСТОЧКИН. Прекрасно. Вот что, Сережа, я тебе скажу. Слушай внимательно. Каждый может быть индивидуалистом – я не тебя имею в виду, а вообще – но существует мораль. Мораль – опора любого общества, нашего тем более. Преступив законы морали, ты становишься изгоем. Ты скажешь, что мораль – растяжимое понятие, я знаю, что ты скажешь, я знаю весь ваш выпуск, но я тебе на это отвечу – мораль незыблема! Понял?
БУФЕТЧИЦА (по телефону). Парамошкин? Здорово, Парамошкин! Это я. Ты к Жукову присмотрись, Парамошкин. Чего-о? Смотри, Парамошкин, сигнализировать буду. Покедова!
СЕРЕЖА (Кисточкину, растерянно). Я не понимаю, о чем вы говорите. При чем тут мораль? Кажется, я не давал…
КИСТОЧКИН. Сережа, я не собираюсь переводить разговор на официальные рельсы, и напрасно ты переходишь на «вы». К черту субординацию, я хочу напомнить тебе о морали, вот и все. Я ведь говорю не о тебе, а вообще. Когда ты отбрасываешь моральные устои, топчешь их грязными ногами, общество, которое исповедует эту мораль, вряд ли тебе это простит.
Это повесть о молодых коллегах — врачах, ищущих свое место в жизни и находящих его, повесть о молодом поколении, о его мыслях, чувствах, любви. Их трое — три разных человека, три разных характера: резкий, мрачный, иногда напускающий на себя скептицизм Алексей Максимов, весельчак, любимец девушек, гитарист Владислав Карпов и немного смешной, порывистый, вежливый, очень прямой и искренний Александр Зеленин. И вместе с тем в них столько общего, типического: огромная энергия и жизнелюбие, влюбленность в свою профессию, в солнце, спорт.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Врач по образованию, «антисоветчик» по духу и самый яркий новатор в русской прозе XX века, Аксенов уже в самом начале своего пути наметил темы и проблемы, которые будут волновать его и в период зрелого творчества.Первые повести Аксенова положили начало так называемой «молодежной прозе» СССР. Именно тогда впервые появилось выражение «шестидесятники», которое стало обозначением целого поколения и эпохи.Проблема конформизма и лояльности режиму, готовность ради дружбы поступиться принципами и служебными перспективами – все это будет в прозе Аксенова и годы спустя.
Блистательная, искрометная, ни на что не похожая, проза Василия Аксенова ворвалась в нашу жизнь шестидесятых годов (прошлого уже века!) как порыв свежего ветра. Номера «Юности», где печатались «Коллеги», «Звездный билет», «Апельсины из Марокко», зачитывались до дыр. Его молодые герои, «звездные мальчики», веселые, романтичные, пытались жить свободно, общались на своем языке, сленге, как говорили тогда, стебе, как бы мы сказали теперь. Вот тогда и создавался «фирменный» аксеновский стиль, сделавший писателя знаменитым.
В романе Василия Аксенова "Ожог" автор бесстрашно и смешно рассказывает о современниках, пугающе - о сталинских лагерях, откровенно - о любви, честно - о высокопоставленных мерзавцах, романтично - о молодости и о себе и, как всегда, пронзительно - о судьбе России. Действие романа Аксенова "Ожог" разворачивается в Москве, Ленинграде, Крыму и "столице Колымского края" Магадане, по-настоящему "обжигает" мрачной фантасмагорией реалий. "Ожог" вырвался из души Аксенова как крик, как выдох. Невероятный, немыслимо высокий градус свободы - настоящая обжигающая проза.
Страшные годы в истории Советского государства, с начала двадцатых до начала пятидесятых, захватив борьбу с троцкизмом и коллективизацию, лагеря и войну с фашизмом, а также послевоенные репрессии, - достоверно и пронизывающе воплотил Василий Аксенов в трилогии "Московская сага". Вместе со страной три поколения российских интеллигентов семьи Градовых проходят все круги этого ада сталинской эпохи.