Всегда в бою - [117]

Мой стаж командарма исчислялся лишь тремя месяцами; обстановка создалась сложная, и решение я принял рискованное, но старшие начальники мне поверили, дали столь необходимый в подобных ситуациях импульс для самостоятельных действий.

Васильев и Ручкин ждали окончания моего разговора.

— Наступаем! — сказал я им. — В ноль-ноль часов короткий огневой налет артиллерии, затем по общему сигналу танки зажигают все фары — и вперед!..

Ночная атака дала блестящий результат. Танки Васильева с ходу протаранили боевые порядки вражеских дивизий и, набирая скорость, углубились в их тылы. Фашисты разбегались кто куда, оставляя на поле боя орудия, танки, самоходные установки… Пленные потом рассказывали, что внезапный свет сотен танковых фар, оглушающий рев двигателей, плотный огонь танковых пушек и пулеметов ошеломили их. Паника поднялась неописуемая — о сопротивлении не могло быть и речи.

К трем часам утра 7 августа 19-й танковый корпус и 90-я гвардейская дивизия, продвинувшись на 8–9 км, овладели рубежом Михайлово (Микалава), Ужушиляй, Бобянеле и, обойдя город Биржай с севера, форсировали реку Опоща. Одновременно в центре армейской полосы части 92-го корпуса очистили от противника Биржай, а на правом фланге части 1-го корпуса ворвались в фольварк Паровея и оседлали перекресток больших дорог.

Как только обозначился успех на направлении главного удара, командиру 19-го танкового корпуса был передан штабом армии следующий приказ: «357-я стрелковая дивизия находится в окружении в районе Томашунь. Противник принимает все меры, чтобы уничтожить ее. Время не ждет. Приказываю: к 6.00 выйти в район Альшине, Латвеляй, Дубришки, Михайлово и освободить дивизию. Танкисты должны это сделать. Мобилизовать все силы и средства»[92].

И танкисты Васильева устремились на выручку дивизии. Два часа спустя 79-я танковая бригада полковника П. С. Архипова и 101-я танковая бригада полковника А. И. Никулина находились уже в 9-12 км от окруженной дивизии, а к рассвету это расстояние сократилось до 5 км.

В 7.30 самолет У-2 сбросил в расположение дивизии вымпел с боевым распоряжением: «Тов. Кудрявцев. Немедленно начинайте выход на Латвеляй. Сигнал «Мы — свои войска» — белые ракеты».

Начальник штаба 19-го танкового корпуса полковник И. Е. Шавров держал свою рацию на связи с КП армии. В 9.40 он радировал: «101-я танковая бригада соединилась с батальоном 357-й дивизии»[93]. Об этом же сообщил и генерал Кудрявцев, а уже после полудня его дивизия встретилась с частями 90-й гвардейской дивизии и под громовое «ура» прошла через ее боевые порядки.

Звоню командующему фронтом, докладываю об этом.

— Где Кудрявцев? — спросил Иван Христофорович.

— Рядом со мной.

— Дайте ему трубку.

Командующий тепло поздравил генерала Кудрявцева, поблагодарил за стойкость, проявленную дивизией в окружении. Потом спросил о потерях. Комдив доложил.

Потери, учитывая всю сложность обстановки, в которой целую неделю дивизии пришлось вести бои, были не так уж велики. Попала она в окружение в составе 3908 человек, вышла из него, имея 3230 человек в строю и около 400 человек раненых[94]. Небольшие потери понесла и артиллерия. В целом дивизия осталась полностью боеспособной и после короткого отдыха в армейском тылу опять приняла активное участие в боевых действиях.

Командующему фронтом я доложил также о том, что части армии захватили более 1200 пленных, 60 орудий различных калибров, 6 исправных танков и много другой боевой техники. На поле боя осталось более 80 разбитых и сожженных вражеских танков и самоходных орудий, около 120 пушек и гаубиц[95].

Генерал Баграмян, выслушав меня, обратил внимание на заметный контраст в потерях, понесенных нами и противником за последние сутки. У фашистов потери исчислялись десятками танков, в корпусе Васильева — единицами.

— Так ли это? — спросил он. — Не прибавили в одном случае и не убавили в другом ваши подчиненные?

Отвечаю, что основные потери противник понес в последнюю ночь, при атаке танкистов Васильева и стрелков Ручкина. Участок прорыва завален вражеской военной техникой.

— Ну что ж, — сказал генерал Баграмян, — это зрелище стоит того, чтобы на него взглянуть. Мы с маршалом Василевским едем к вам.

Они приехали, осмотрели поле недавнего боя, ту местность, которую «проутюжили» танкисты в ночь на 7 августа.

— Да, побоище! Молодцы! — заметил Александр Михайлович Василевский.

А когда маршал прошел несколько вперед, Иван Христофорович сказал мне тихо:

— Мы с маршалом в эту ночь не уснули ни на час. Ждали твоего доклада. Шутка ли сказать: танковый корпус ночью. с зажженными фарами. Ни в какие уставы не лезет… В рубашке ты родился, Афанасий Павлантьевич…

Слушал я командующего и молчал. Не будешь же говорить ему, какого нервного напряжения стоило мне это решение, какие тяжелые сомнения пришлось подавить и отбросить прочь, прежде чем отдать боевой приказ. Все это Иван Христофорович знал и по собственному опыту.

Разгромив биржайскую группировку противника, 43-я армия полностью развернула свой фронт на север, форсировала реку Мемеле и 13 августа перешла к обороне. Приказ о временном переходе к оборонительным действиям заканчивался фразой: «Готовить части для решительного наступления на город Рига»