Всегда в бою - [116]

— Работаю над решением, — поправился я. — К докладу еще не готов.

— А в принципе? В принципе, что думаете делать? — настойчиво повторил командующий.

Мне нечего было ему сказать. Горло пересохло, но я заставил себя ответить, что и в принципе никакого стоящего замысла пока нет.

— Разрешите доложить через час?

— Хорошо! — согласился он. — У меня на КП Михайлов[91]. Ждем вашего доклада.

В тот час на моем командном пункте были и командующий артиллерией Н. М. Хлебников, и командующий бронетанковыми и механизированными войсками К. В. Скорняков, и другие генералы и офицеры управления 1-го Прибалтийского фронта. Они слышали весь разговор. Когда я положил трубку, воцарилось молчание. Я обратился к самому старшему и по возрасту, и по боевому опыту — к генералу Хлебникову.

— Что делать, Николай Михайлович?

Он не торопился с ответом. Наконец сказал:

— Трудная ситуация. Была бы у меня под руками артиллерийская дивизия прорыва да эшелон с боеприпасами — был бы и совет. Реальный! А вообще-то ты, командарм, поменьше надейся на советы. Тут нужно самому думать. Кто бы и что бы ни посоветовал, решение примешь ты и ответственность вся на тебе…

Заходящее солнце косым лучом легло на карту. Еще час — и падут на передний край летние сумерки. Канонада уже стихала, напряженный день подходил к концу… Сейчас мне трудно вспомнить, как именно, с каких деталей или, наоборот, из каких обобщений начало вдруг вырисовываться новое решение. Все размышления в конечном счете сводились к одному: в создавшейся боевой обстановке разгромить противника можно только неожиданными для него и очень решительными действиями.

В чем основное преимущество фашистской группировки? В плотной и хорошо организованной противотанковой обороне. Именно она лишает нас возможности использовать превосходство в танках. А если нанести массированный танковый удар ночью?

Противник, как и мы, сильно утомлен дневным боем. Тем не менее, зная нашу приверженность к ночным боевым действиям, он вынужден готовиться и к ним. Он ждет, что, как и вчера, советские танки с наступлением темноты продолжат атаки небольшими группами вместе с пехотой, не отрываясь от ее боевых порядков. Такая тактика ночных действий соответствует нашим уставным положениям, фашистам она не внове. Танковой же атаки крупными силами на широком фронте, вне дорог, по низменной местности с ее болотистыми лугами, ручьями, озерами, противник, конечно же, не ждет.

Высказываю эту мысль начальнику штаба. Федор Федорович Масленников хмурит брови. Танковым корпусом? Ночью? Большой риск. В кромешной тьме командиру трудно управлять боем. Разбредутся машины, потом не соберешь.

— Прикажу атаковать с открытыми люками, с зажженными фарами.

— Фашист и ударит по фарам.

— А неожиданность ты сбрасываешь со счета? Психологический эффект?

Масленников только головой покачал. А я продолжал думать вслух, доказывая не столько ему, сколько самому себе правомерность этого действительно рискованного решения. Вспомнил Военную академию, лекции Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова, его фразу, крепко запавшую в память: «На войне не бывает репетиций, когда можно сыграть сперва для пробы, а потом для зачета».

Собрали накоротке руководящий состав штаба и управления, посоветовались. Мнения разделились. Тогда пригласили товарищей, которым придется непосредственно выполнять замысел, — командиров 22-го гвардейского стрелкового и 19-го танкового корпусов. Я попросил генералов А. И. Ручкина и И. Д. Васильева вдвоем подумать о совместной ночной атаке. Уединились они в отдельной комнате, прикинули все «за» и «против». Васильев сказал мне:

— Я за то, чтобы рискнуть.

Ручкин поддержал его, хотя и заметил, что времени на отработку взаимодействия танкистов со стрелками очень мало.

Решаю, что одна из дивизий стрелкового корпуса — 90-я гвардейская перейдет в подчинение командира танкового корпуса. Стрелки пойдут и в танковых десантах и непосредственно за танками, на автотранспорте корпуса, как его мотострелковые части. Две другие дивизии Ручкина — 51-я и 71-я гвардейские пойдут следом, закрепляя успех танкистов.

Свое решение я доложил командующему фронтом. Иван Христофорович Баграмян ответил:

— Обоснуй!

Повторяю доводы, которыми руководствовался.

— Смело! — сказал он. — Даже лихо. А не думаешь, что завтра к утру Васильев может оказаться без танков?

— Надо рискнуть, товарищ командующий. Еще день-два такого же боя, как сегодняшний, и будет поздно — фашисты и в самом деле выбьют все наши танки.

Он что-то сказал мимо телефонной трубки — видимо, маршалу Василевскому, так как я сразу услышал голос Александра Михайловича:

— Что вы там придумали с ночной атакой?

Я доложил свое решение, его доводы. И опять жду у трубки. Представитель Ставки и командующий фронтом переговорили между собой. Потом генерал Баграмян сказал:

— Боевой удачи тебе, командарм!..

Вспоминая этот разговор, я испытываю чувство глубокой благодарности к моим старшим товарищам и начальникам. Ведь они несли на своих плечах куда большую ответственность, чем я, за мое же решение. Они отвечали перед Ставкой за эту армейскую операцию, успех или неудача которой, в свою очередь, оказали бы существенное влияние на операцию всего 1-го Прибалтийского фронта.