Всегда солдат - [24]

Но маршрут наш неожиданно изменился. В одном из сел узнали, что двигаться к Черкассам через Знаменку нельзя: дорога путаная и сильно охраняется гитлеровцами.

— Край лесной, и партизаны там житья немчуре не дают, — говорили нам. — На дорогах патрули. Лучше обойти Кировоград степной стороной. Хоть и намного длиннее, да зато надежнее.

Этот путь действительно оказался спокойным. Только в одном месте повстречались с местным жителем. Он сразу догадался, кто мы, и посоветовал дальше передвигаться в одиночку.

— В селах только женщины остались да дети, а вы трое здоровых хлопцев идете на виду у всех. Так не годится. Нужно врозь. Я сам бежал из Лодзи… Бежало нас много, а до дому добрались единицы… Запомните: вы приближаетесь к Днепру, а Днепр нынче — граница и хорошо охраняется.

— Подумаем.

— Думайте, да недолго… А сейчас айда ко мне. Переночуете, а утром по холодку опять в путь…

Едва рассвело, хозяин дома разбудил нас, снабдил на дорогу едой и дал новый совет:

— На Днепре есть село Топиловка. Там моя старшая сестренка живет. Ее муж и двое сыновей в Красной Армии служат, осталась она с младшим Витькой. Паренек шустрый, он вас и переправит через реку. Найти их просто — как войдете в село, смело шагайте в третью хату справа. Ну, путь добрый!

— Спасибо. Счастливо оставаться!

— Оставаться долго не думаю. Вот приду в себя малость и вслед за вами к фронту подамся. Сестре скажите, что вы от Петро.

— Догоняй нас, Петро! — пожелал на прощание Клементьев.

Тот день мы прошли втроем, и последнюю ночь перед расставанием провели вместе в копне соломы. Долго не могли заснуть. Вспоминали горькие дни, проведенные вместе, мечтали о том, как после войны опять встретимся. Условились, что встреча эта состоится непременно в Москве у меня — на Ульяновской.

Пошел уже второй месяц наших совместных скитаний после бегства из плена. Тридцать пять дней пробирались мы на восток, к фронту, куда нас властно звали воинский долг и любовь к Родине. За это время стали словно братья, обрели крепкую веру друг в друга. И вот приходится расставаться…

«Наверное, меня ждет еще немало расставаний, — думал я, — но это запомнится навсегда. Хранить его будет самая стойкая память — память сердца».

Свет луны, прорывавшийся через тонкую пелену перистых облаков, падал на лица моих друзей. Они были суровы и печальны. Мне вдруг почудились в их глазах скупые слезы. А может, это только показалось? Ведь я сам ощутил на своих глазах предательскую влагу.

До Днепра оставалось два часа пути. Уйти по одному мы не решились. Приняли такой вариант — один и двое. Утром Виктор свернул из газеты три маленьких валика. Один внутри запачкали пеплом. Виктор зажал валики между пальцами.

— Тяните.

Ни у меня, ни у Василия не поднималась рука.

— Ладно, — сказал Клементьев, — тогда я сам начну.

И вытянул билетик. Второй достался Вязанкину, третий — мне. Развернули одновременно. Запачканный валик оказался у Василия. Он должен был уйти первым, и один.

Виктор разделил продукты и курево на две части. Меньшую оставил нам на двоих, большую отдал Вязанкину.

— Спасибо, — тихо сказал Василий, и худые плечи его вздрогнули.

— Что ж, Вася, попрощаемся.

Виктор обнялся с Вязанкиным. Распрощавшись, я повторил Василию свой адрес и добавил:

— Будешь в Москве, обязательно оставь записку или пришли письмо…

— До скорой встречи, Вася! — напутствовал Клементьев. — Помни, кроме Москвы есть еще такой город Архангельск. Там живут отличные люди и, между прочим, Виктор Клементьев.

Вязанкин повернулся и быстро, не оглядываясь, зашагал к большаку. Мы долго смотрели вслед товарищу. Когда фигура его стала расплываться, Виктор тихо, но твердо произнес:

— Иди, солдат!

Это случилось утром тридцать первого июля тысяча девятьсот сорок второго года.

Это случилось в то самое время, когда отборные фашистские части рвались через сухие степи к Волге и в городе, что вытянулся на многие километры вдоль великой реки, уже разрывались бомбы.

Это случилось более двадцати лет тому назад.

Нежданно-негаданно

Мы тронулись в путь через час после ухода Василия. В Топиловке отыскали домик, о котором говорил Петр, познакомились с его племянником Виктором. Он оказался рослым мальчуганом и выглядел старше своих четырнадцати лет.

Прежде всего поинтересовались, не проходил ли через село Вязанкин. Василия легко было заметить по лыжным брюкам. Нет, такого Виктор не встречал, но сказал, что незадолго до нашего появления местный полицай застрелил какого-то хлопца.

— Да это не тот дядька, которым вы интересуетесь, — сказал паренек, заметив, как изменились наши лица. — Ваш был в гражданском, а тот в военном…

На рассвете первого августа Виктор перевез нас на левый берег Днепра. Над рекой стлался плотный туман, и переправа прошла благополучно.

Мягко ступая по сырому песку, зашагали уже прямо на восток. Начиналась Полтавская область.

Через два дня, в воскресенье, вошли в большое село Новые Сенжары. По улицам гурьбой ходили парни с девчатами, раздавалось пение, слышались звуки гармоний и балалаек — был, кажется, какой-то религиозный праздник. Изредка встречались немецкие солдаты и полицаи. Вид у нас был приличный, и мы не таились. Только, завидев полицаев, на всякий случай сворачивали в переулок или переходили на другую сторону.