Всегда солдат - [23]

— Да проснитесь же! Проснитесь! — умолял женский голос. — Это я, Таня. Тикать вам надо!

При слове «тикать» я моментально пришел в себя.

— Будите хлопцев, — продолжала она. — Василь со своими дружками шукает по селу. В Николаевке не осталось парней, так он надумал вас отправить на неметчину.

Я растолкал товарищей. Спросонья они ничего не могли понять и только шумно дышали.

— Скорее, хлопцы! — взволнованно звенел девичий голос. — Полицаи вас ищут!

Таня вывела нас на дорогу в километре от села.

— Не поминайте лихом, — сказала она на прощание. — Не обижайтесь на нас с мамой…

Горсть табаку

До рассвета мы шагали в сторону районного центра Казанка. Когда на фоне белесоватого неба показались контуры элеватора, свернули в поле. Здесь в скирдах лежал прошлогодний, уже почерневший хлеб. На них мы и заснули.

Отдохнув, обогнули Казанку, миновали еще село и вышли к небольшому, утопающему в зелени хутору. До прихода гитлеровцев хутор этот был одним из отделений совхоза имени Чапаева.

Вошли в первую хату.

Дверь отворила загорелая женщина средних лет.

— Вы, хлопцы, пленными будете? — сразу догадалась она.

— Да, — подтвердил Вязанкин.

Хозяйка беспокойно оглянулась по сторонам.

— Быстрее заходьте. У нас немецкая экономия, и где-то тут полицаи вертятся.

Не успели мы войти в горницу, дверь с треском распахнулась и в хату ввалились двое хлопцев лет по шестнадцати с повязками полицаев на рукавах.

— Кто такие? — выкрикнул более высокий, с медно-огненной шевелюрой, и потянул с плеча винтовку. — Из плена тикаете, мать вашу… А ну, подымайтесь!

— Куда мы их, Петро? — спросил второй полицай.

— Прямо в Казанку, — ответил рыжий и скомандовал: — Выходи!

Усевшись в двуколку, полицаи положили винтовки на колени и велели нам идти впереди лошади.

— Плохо дело, братцы, — сказал Вязанкин, когда мы выбрались из хутора. — Влипли, как молокососы.

— Эй вы там; не разговаривать! — раздался окрик.

Минут десять шагали молча. Я шел и ломал голову, как выкрутиться из беды, но ничего не мог придумать. Впереди у дороги колыхалась под ветерком нескошенная пшеница. В хлеба броситься? Рискованно, но можно, авось пуля и минует. А дальше? Полицаи поднимут шум, предупредят других, устроят облаву. Нет, такой план не годился.

Захотелось курить. Сунул руку в карман брюк, пальцы нащупали только табачную пыль. Внезапная мысль обожгла мозг.

— Поищите по карманам табачную пыль, — шепотом передал я Василию и Виктору.

— Зачем?

— Надо, — и пояснил: — Ты, Виктор, ближе к лошади. Сделаем остановку, как будто закуриваем. Когда морда коня окажется рядом, брось ему пыль в глаза.

Клементьев понимающе подмигнул.

Табачной пыли набрали целую горсть. Часть ее пустили на закрутку.

— Вперед, не останавливаться! — крикнул один из молодчиков.

— Пан полицай, — заискивающе произнес Василий, — нам только закурить.

Бедарка медленно приближалась. Виктор, скосив глаза, следил за ней.

— Давай, — шепнул я, — рядом уже.

Клементьев метнулся к коню и швырнул табачную пыль в его огромные агатовые глаза. Животное вскинуло морду, жалобно заржало и резко рванулось в сторону, угодив передними ногами в неглубокий кювет. Двуколка перевернулась, полицаи покатились по земле. Винтовки остались на дороге. Мы с Василием бросились к оружию, Виктор подскочил к полицаям.

— А ну, снять ремни, живо!

Те молча повиновались. Виктор скрутил им на спине руки.

— Что делать с сопляками? — спросил Василий.

— Расстрелять изменников, — просто ответил Клементьев.

Парни побледнели, потом повалились нам в ноги. Отправлять на тот свет этих мальчишек мы и не собирались, но, чтобы проучить их и нагнать больше страху, разыграли сцену. Виктор настаивал на расстреле, Василий слабо противоречил, я помалкивал. Поняв, что от моего слова зависит приговор, полицаи все внимание обратили на меня.

— Сжальтесь, дядько, — канючил Петро. — Мы не по своей воле пошли в полицаи. И лошадь и двуколку берите, только отпустите нас.

— Отпусти вас, так вы стрекача и сразу в Казанку за гитлеровцами.

— Мамой клянусь, никому ни слова не скажем!

— Маму вспомнил, падло! — презрительно бросил Клементьев. — А когда немцам продавался, о матери забыл? В советской школе учился, советские книги читал, а в душе кулаком оставался. Наверное, батька твой из раскулаченных?

Петро отрицательно замотал головой и покосился на товарища. В глазах его мелькнул испуг. Виктор заметил это и усмехнулся.

— Ладно, некогда с вами тут валандаться. Отпустим. Но в другой раз живыми не уйдете. Помни, мы вернемся, и тогда каждого предателя потребуем к ответу. Так и передай всем изменникам. А теперь, марш в пшеницу!

Отведя полицаев метров на сто в хлеба, Клементьев вставил им в рот кляпы и приказал лечь на землю.

Двуколка и лошадь крепко выручили нас в тот день. До вечера, минуя хутора и села, мы отмахали километров тридцать. На заходе солнца въехали в небольшой лесок, распрягли измученного коня и отпустили на волю. Двуколку столкнули в овражек.

— Комфорт кончился, — констатировал Василий Вязанкин.

Это случилось утром

Наученные горьким опытом, мы стали осторожны. Прежде чем войти в село, долго наблюдали за ним издали. В хаты сразу не входили, а предварительно узнавали от хозяек о полицаях и немцах.