Всегда настороже. Партизанская хроника - [109]

— А почему, собственно говоря, немцы не роют себе яму сами, как они это делают с нашими людьми?! Пусть остальное докапывают сами! — разозлился Цыра и бросил кирку.

— Но ведь мы не немцы, возразил Юращак. — Такую работу я готов делать каждый день…

Немцы всю дорогу рвались вперед, как норовистые кони. Притворялись, что спотыкаются, — проверяли, как их держат.

— Ну и тьма — как у коровы в животе! — пробормотал Властик.

Федька вел унтер-офицера и время от времени вполголоса отпускал в его адрес ругательства. После того как немцы сожгли его любимую девушку, Федька стал каким-то придурковатым, все время оплакивал свою зазнобу. Вдруг — то ли немец дернулся, то ли Федька не удержался — раздался выстрел, и немец упал. Властик, сообразив, в чем дело, выстрелил в другого немца.

Буковян выскочил из ямы (все это произошло в нескольких шагах от нее) и выругался.

— Вы что, обалдели, ребята?! — стал выговаривать он им. — Капитан приказал соблюдать тишину, а вы стрельбу затеяли. Ведь немцы кругом!

Федька сказал ему, плача:

— Дядечка, да ведь я любил ее всей душой…

— Не пререкайтесь, а помогите лучше копать, — прервал их Горнянчин.

Немцы лежали на земле. Алексей посмотрел на них и сказал:

— Посмотрите, ребята, какие на них башмаки! Не стоит, ей-богу, закапывать их в землю. Давайте разуем немчуру.

Сняли с немцев башмаки. Тогда Алексей осмотрел их свитеры.

— Партизанам в горах холодно. Снимем и свитеры!

Сняли свитеры. Под свитерами увидели теплые фланелевые рубашки.

— И это жаль зарывать в землю, — заметил Алексей.

Но охотников стягивать с мертвых немцев рубашки не нашлось.

– Я в ней ходить не стану, а кто хочет, тот пусть и снимает, — сказал Филек и плюнул.

— А что тут такого?! — воскликнул Властик, выскакивая из ямы. — Идет война. Рубашки нам нужны. Какие тут могут быть разговоры!

Он раздел одного и присел на корточках возле другого. Когда стягивал с него рубашку, ему показалось, будто немец сам помогал ему это делать. Властик положил ему руку на грудь и почувствовал удары сердца. Немец лежал вверх лицом. Глаза у него были открыты, и он смотрел на партизан…

— Алексей, а ну глянь — по-моему, он живой!

Алексей вытащил штык и склонился над немцем.

Когда же он поднял руку, чтоб нанести удар, немец схватил правой рукой штык, а другой впился ему в горло. Алексей потерял равновесие и упал лицом вниз. Немец проворно вскочил и скрылся в темноте…

— Ловите его! — крикнул Властик.

— Ребята, он не должен уйти, не то завтра наши хаты сгорят как свеча, — взмолился Горнянчин.

Все бросились за беглецом, но немец бежал как заяц. Хорошо еще, что он был голый до пояса, и в темноте его еще можно было различить. Немцу далеко убежать не удалось. Ловкий Мато обогнал его, дал ему приблизиться, а потом ударил прикладом по голове.

Партизаны бросили убитых немцев в яму и засыпали землей. Потом побежали обратно, потому что за лесом уже стреляли. Наверняка капитан вступил в бой с немецкой разведкой, и ему нужна подмога. Горнянчин и Буковян остались и хорошенько потрудились, чтобы скрыть все следы казни.

Только стало светать, как немцы забегали по всей округе, разыскивая пропавших солдат. Ходили совсем недалеко от могилы, но не обнаружили ее.

* * *

Иржи Целерин выздоравливал. Рана в боку заживала, и он чувствовал, как день ото дня у него прибавлялось силы.

— Хватит лежать! Выйди на солнышко! — сказала ему как-то утром знахарка.

Он вышел на лужайку и остановился. По двору прыгала брюхатая крольчиха. Куры кудахтали. Игривая куничка и проказник лисенок грелись на солнышке. Мир показался Целерину прекрасным.

Потом пришла Рейзка, взяла его за руку и увела в луга. В траве она нашла жука-прыгуна, положила его себе на ладонь брюшком вверх и показала Целерину. Они присели на корточки и стали разыскивать жуков-долгоносиков.

Как-то днем Целерин отправился в лес один. Ушел дальше, чем обычно ходил с Рейзкой, и тут заметил, что из оврага поднимается дымок. Осторожно подполз туда и увидел угольную яму и двух закопченных углежогов, копошившихся возле нее. Успокоенный, спустился в овраг и громко поздоровался. Углежоги не отвечали, продолжая заниматься своим делом. Целерин присел и стал ждать, когда они освободятся. Но они все время что-то делали и не обращали на него никакого внимания.

Целерин внимательно рассмотрел их. Оба обросшие и черные, один — старый, другой — молодой.

Вечером Целерин спросил старуху про углежогов.

— Это Ржеги. Уж такие они несчастные и странные, — с сочувствием в голосе проговорила знахарка. — Люди пугаются их, но им ни до кого нет дела. С того времени как немцы погубили старуху Ржегову и Аничку, жену молодого Ржеги, чуждаются они людей.

Углежоги не выходили из головы Целерина. Он стал расспрашивать о них и Рейзку.

— Ржеги, — сказала она, — жестоко расправляются с немцами, мстят им за свое горе. Выслеживают немецких солдат, завлекают их в лес, а там нападают на них и убивают.

Ночью Целерина и старуху разбудил тревожный стук в дверь. Едва знахарка отодвинула щеколду, как в хижину ввалился какой-то страшный человек, таща на себе другого. Это был углежог Ржега. Он принес раненого сына.

Старуха молча отвернула рубаху у раненого. Грудь у него была красной от крови.