Все золото мира и весь его блеск - [2]

Да… Этой ночью он видел тот же сон. Ну, место, вроде было другое, но суть та же — змеи и полет как спасение от них. Красивые змеи, пестрые, яркие, но ядовитые и смертельно опасные…

Тень упала на страницы «Маруды поверженного».

— Все читаешь, читатель? — голос друга Йоната был полон злобы и раздражения.

Нихад, вздрогнув, поднял голову.

— Я… э-э… А ты что — уже…

Йонат вырвал у него из рук брошюрку, секунду вглядывался в текст, затем громко прочел с издевательскими интонациями:

«Ограничение в пище дисциплинирует Ученика. Через чистоту ума приходит умственная бодрость, концентрация, победа над чувствами и готовность к самопознанию. Удовлетворение дает полное счастье и мир. Через практику аскетизма появляются некоторые силы. Контролируя внутреннюю энергию и сосредотачиваясь на взаимодействии пространства и тонкого пламенного тела, Ученик получает возможность летать по своему желанию…»

— Дерьмо! — прошипел сквозь зубы Квеси Йонат и отшвырнул книжку в сторону помойки.

— Эй! — закричал Нихад, — ты чего?! Разбросался тут! Не твоя же!..

— Дурак ты, Нихад! Так и будешь всю жизнь в этом вонючем бараке сидеть и забивать мозги всякой парашей?

— Можешь что-нибудь лучшее предложить? Нашел способ, как разбогатеть за три дня?

— Будешь ждать чудесного избавления от бога Перничека, так точно ни фига не разбогатеешь и так и останешься в дерьме сидеть!..

Нихад посмотрел на Йоната внимательно.

— Никто ничего не дал?

Квеси Йонат смачно сплюнул себе под ноги.

— Крысы поганые! Фукс в отрубе — ясно, что все уже пропил. Гека нет дома и никто не знает, где. Урманец сидит у Сида с какими-то болванами, стол ломится, морды у всех уже красные, я сунулся было, а там у них, ты же знаешь, вышибала у входа, меня не пустили, я рукой машу, а эта гнида делает вид, что меня не замечает. Сволочь! Точно ведь видел, я тебе говорю… Дер Хаар меня просто послал подальше — мол, я и так ему должен. Козлы вонючие! Хоть бы кружку пива кто поставил…

Квеси Йонат еще раз сплюнул сквозь зубы и опустился на теплый, нагретый солнцем камень рядом с Нихадом. Ярость на его лице уступила место полной безнадеге и унынию.

Все было ясно. Нихад покосился в сторону валяющейся на земле брошюрки раз уж ни денег, ни хлеба, так хоть почитать, но пока не решался пойти и поднять. Не хотел вызывать нового приступа ярости у Йоната.

Молчали долго, говорить было не о чем. Лишь ровно стрекотала швейная машинка да временами ветер приносил обрывки радостных возгласов и музыкальных фраз со стороны праздничного города.

Швейная машинка внезапно замолкла.

— И кто это в праздник работает? Тетушка Лигура, что ли? — спросил Нихад, лишь бы прервать долгую паузу. — Она ведь всегда строго обычаи блюдет…

— Лигура с утра ушла, когда ты еще дрых, — ответил Йонат, глядя перед собой. — Машинку у нее Хэм Питч попросил. Совсем рехнулся, старый козел… То какой-то черной керамикой занимался, то шить надумал…

— А кем он раньше был?

— Маруда его знает, кем он был. Главное, что сейчас у него ни гроша за душой.

— Может, хлеб у него есть?

— Поделится он с тобой, как же, сквалыга старый…

В темном дверном проеме барака возникла фигура Хэма Питча. Старик обвел глазами двор, зафиксировал взглядом сидящих друзей и ощерился в редкозубой ухмылке.

— Глянь-ка, — сказал пораженный Нихад, — к нам идет. Что это с ним?

Хэм Питч приближался, рассматривая парней так, как будто радостнее картины он в жизни не видел.

Он носил рваный, старый, очень грязный халат и сандалии на босу ногу. Жиденькие седые пряди растрепанным венчиком окружали коричневую лысину, на впалых щеках и подбородке — серебряная щетина. Левую руку он держал поперек живота, как бы придерживая полы халата.

Старик подошел, остановился и стал вглядываться в их лица с выражением той же идиотской радости. Йонат уже начал было что-то шипеть, но Хэм Питч его опередил и заговорил первым.

— Так, так, молодые люди, и что же мы тут делаем среди бараков и помоек? Все веселятся, имеют свои удовольствия, а такие прекрасные молодые люди сидят в пыли и вонище. Вместо того, чтобы пить вино, танцевать с барышнями и вкушать радости жизни… Скажите мне, что это делается на белом свете!..

Йонат вскочил на ноги.

— Ты что, издеваешься, старый козел?! Да я тебя щас…

Старик запустил руку за пазуху.

— Спокойно! — сказал он и вдруг выхватил из-под халата тускло блестящий револьвер и направил на Квеси Йоната. Полы халата распахнулись до веревки, служащей поясом, обнажив тощую грудь, покрытую седыми волосами.

— Стоять! — старик глядел со злым прищуром.

Йонат попятился назад, наткнулся на камень и плюхнулся на него, закрываясь ладонью от направленного в его сторону ствола.

— Эй, ты что?! Рехнулся? Убери пушку, дурак…

Старик, довольный произведенным эффектом, захихикал, взял револьвер за ствол и протянул Нихаду.

— Держи.

Нихад осторожно принял оружие, слегка напрягая мышцы в соответствии с предполагаемым весом револьвера. Его рука подскочила вверх — револьвер оказался необычайно легким.

— Так он игрушечный! — поразился Нихад. — А выглядит, как настоящий.

— Черная керамика, — гордо ответил Хэм Питч.

— Ну-ка, дай позырить, — протянул руку Йонат.