Все там будем - [19]

— Больше, чем наши трактора? — задорно восклицали парни-механизаторы. — Не может быть!

— Может! — задорно отвечал Василий. — Мотор развивает полторы тысячи оборотов в минуту и с помощью цепных передач вращает два толкающих винта диаметром три метра, расположенных симметрично сзади крыльев!

— Вот это да! — поражались механизаторы.

— А то ж! — смеялся Василий. — А теперь, товарищи, чтобы продемонстрировать вам эффективность этой машины, легкость ее в управлении и красоту в небе, мы сейчас проведем экспериментальный полет!

— Ура! — ликовала молодежь. — Меня, меня возьми, Василий, меня!

— Нет, товарищи, — с сожалением поджал губы Василий, — я уже обещал первый полет нашему председателю, товарищу Ковалю. Наш совместный полет будет символизировать смычку комсомольской молодежи и старых, проверенных партийных кадров. Только товарищу Ковалю я могу предоставить место второго пилота в первой советской копии самолета братьев Райт, который мы изготовили, чтобы порадовать партию, товарища Бодюла и товарища Брежнева…

— Ура!! — с завистью ответила молодежь.

Коваля и Василия бросились качать. Уже от одного этого председателю стало плохо. Наконец, их опустили на землю, и Вася помог председателю надеть смешной шлем и забраться на крыло, а потом и в кабину. Потом уселся сам. Группа молодежи потянула планер за канат и разогнала его, после чего машина оседлала поток воздуха и… взлетела. Неуверенно, покачиваясь, но взлетела. С земли выглядело это так захватывающе, что отец Василия опять прослезился. Даже председатель Коваль был захвачен волнением и красотой открывающегося при наборе высоты вида, да так, что забыл о своих страхах.

— Ну, как, кровопийца? — повернулся к нему Василий, смеясь. — Не боишься уже?

— Нет, — улыбнулся Коваль, нащупывая в кармане листок для протокола, — уже не боюсь. Красота!

— А людей жрать каково было? — спросил вдруг Вася.

Да так серьезно и вдумчиво, что председатель, не ожидавший от семнадцатилетнего пацана такой прыти, похолодел.

— Это не от страха, — словно читая мысли Коваля, сказал Вася. — От потока восходящего воздуха.

— А, — радостно прокричал успокоенный председатель, — а я уж было… Ты, Вася, пойми, время было такое. Да, наломали дров. А страну на ноги поставили!

— На костях дяди моего, который от голода в Сибири ребенком издох? — снова не по годам жестко спросил Василий.

— Ну, ты… — совсем уж растерялся Коваль. — Ну…

— Ладно, — прокричал Василий, — черт с вами, старики чертовы. Знаешь, я ведь тебя тоже обманул.

— Как? — радостно заорал председатель, потому что слышали друг друга они из-за ветра все хуже.

Самолет кружил над порогами Днестра, что на севере Молдавии глядят в небо дико, и белеют по сторонам от них известняковые холмы, как кости диковинных зверей, которые жили в здешних морях миллиарды лет назад…

— Я сказал, что это первая советская копия первого самолета братьев Райт, — проорал Василий, — но в первом самолете братьев Райт еще не было места для второго пилота. Мы с тобой, председатель, летим в первой советской копии второго самолета братьев Райт!

— Ерунда, — закивал Коваль, — пусть, пусть. Главное, копия! Главное, партии на радость! Главное!..

— Ну, и, — продолжал Василий, все набирая и набирая на потоках высоту, — я тебя кое в чем еще обманул!

— Опять?! — удивился Коваль и попросил: — А можно больше не подниматься вверх?

— Земля круглая, — захохотал Василий, — все относительно. Может, мы вниз падаем?

— Это как? — не понял Коваль.

— Да неважно, — махнул рукой Вася, самолет качнуло, и сердце председателя расползлось под рубашкой. — Так знаешь, в чем обманул-то?

— Говори уж, — попросил Коваль, — и давай спускаться.

— В том, что на втором самолете братьев Райт не было бомболюка, а на нашей, советской, копии второго самолета братьев Райт он есть. Значит… что? Значит, это не копия и второго самолета братьев Райт.

— Да уж, — заюлил радостно далекий от авиации и ничего не понявший председатель, — да уж. Ну, а спускаться-то когда будем?!

— Ты? — повернулся к нему Василий и обрадовал. — Уже сейчас!!!

И дернул рычаг люка. Медленно кувыркнувшись, — как аквалангист с лодки в море спиной, — Коваль понял, что падает, и сначала испугался, а потом обрадовался незабываемому чувству полета, а потом расстроился, потому что ведь летел он навстречу смерти, а за чертой, что ее от жизни отделяет, знал старый большевик Коваль, ничего незабываемого нет.

Да и вообще ничего нет. Ни большого хозяйства, ни партии, ни советской копии первого, второго, ни третьего самолетов братьев Райт, ни опухшего от голода и издохшего от этого голода в Сибири засранца Гришки Лунгу, который нет-нет, да и приходил к председателю во сне всю его жизнь. Ни плачущих мужчин, ни смеющихся женщин, ни веселых парней, похожих на Григория Григориу, ни, страшно подумать! даже самого Григория Григориу нет! И Софии Ротару нет, и Надежды Чепраги, и даже товарища Бодюла там нет, а еще нет за той чертой, за которой смерть, винограда, ни солнца, ни стыда, ни доноса, а есть только большое и темное Ничего.

Но выяснить, так ли это, председатель уже не сумел. Перестав быть, и все тут, он не смог убедиться в том, что человек после смерти перестает быть. И все тут.