Все связано - [15]

Пусть Принц Уильям и Кейт поцелуют меня в задницу. Любители-непрофессионалы. Свадьба века у нас в кармане.

На обеденном столе стоит модель торжественного зала отеля Четыре Сезона, с дюжиной миниатюрных столиков и сотней стульчиков с именными табличками.

Я поражен.

— Великолепно.

Она заправляет прядь своих светлых волос за ухо, любуясь своей работой:

— Я знаю.

Я замечаю, что один столик выглядит как-то не так. Только хотел прокомментировать, но суматоха в гостиной говорит о том, что кто-то приехал. Я иду, чтобы посмотреть, кто там.

— Гаав, гаааав!

Это Бранжелина². Также известные как Мэтью и Долорес. Хотите знать, почему такое прозвище? Увидите.

— Отстань от меня, чудовище!

У Мишки вечно стоит на Долорес. В прямом смысле этого слова. Он пытается изнасиловать ее каждый раз, как только видит. Может, он просто извращенец. А, может, просто знает, какая у нее вонючая задница. Может, он инстинктивно чувствует, что она фрик и будет не против зоофилии — я не знаю. Какая бы ни была причина.

Это самая смешная хреновина на свете.

— Мэтью, помоги! Он меня лижет! Пускает на меня слюни!

— Мишка, сидеть!

Появляется Стивен и утаскивает из комнаты возбужденного пса. Ди-Ди поправляет свою одежду — зеленый шелковый комбинезон, с королевско-голубой накидкой в виде пончо, и серебряные шпильки. Это все напоминает мне павлина.

Мэтью тихонько пихает меня в плечо.

— Привет, друг.

— Привет.

Потом в комнату входит Маккензи. Она стала выше по сравнению с прошлым разом, когда я ее видел. У нее длинные светлые волосы, слегка вьющиеся. Она одета в голубые джинсы, кеды и розовый свитер с надписью Yankees. Через месяц ей девять. Еще чуть-чуть и подросток.

Маккензи — это эталон. И это полностью моя заслуга.

Она вежлива, умна, женственна — но не так, как многие девочки любят повизжать при виде паука. Она смотрит по телевизору спорт, не для того, чтобы завоевать внимание какого-нибудь придурка, а потому что знает, что такое дополнительные два очка и технический фол в футболе. Она красит ногти и играет на гитаре. Она уверена в себе. Но добрая. Но самое лучшее это то, что она не будет терпеть оскорблений. Да — вся в меня.

Даже теперь, когда у меня есть свой собственный сын, она была первенцем. Единственной девочкой. Часть моего сердца всегда, всегда будет принадлежать ей.

— Привет, малышка.

Она подпрыгивает и бросается ко мне в объятия. Я кружу ее в воздухе.

— Привет, Дядя Дрю! Не знала, что ты здесь.

— Только что приехал. Мне нравится твоя кофта.

Потом, из холла, слышу голоса Стивена и Александры. Не очень доброжелательные.

— Я же сказала, отправить его в вольер!

— Я собирался, но…

— Собираться — не значит сделать! Надо было сделать это самой, как и все остальное.

— Ты могла бы не включать свой комплекс мученика, пожалуйста?

И так у них последнее время. Все напряженно, натянуто. Мы это все заметили. Такое случается, когда живешь с кем-то достаточно долго, то это начинает действовать вам нервы. И придирки моей сестры совсем не облегчают ситуацию. Но Стивен всегда знал, что она такая, и все равно боготворил ее.

До сих пор боготворит.

Сейчас меня беспокоит его тон. Он кажется уставшим. Вымотанным. Сытым по горло.

Маккензи смотрит в пол.

Беру ее за подбородок и поднимаю личико вверх.

— Как тут дела?

Она вздыхает.

— Напряженно.

Я смотрю в сторону холла.

— Да, это чувствуется.

— Так вот с родителями, — пожимает она плечами. — Не можешь с ними жить, но эмансипация — сложный и дорогостоящий процесс.

Я усмехаюсь.

— Ты ведь знаешь, что мои двери для тебя всегда открыты, так? У меня есть свободная комната, на дверях которой табличка с твоим именем.

Она смотрит на Томаса.

— Тогда Томас останется охранять территорию. А он всего лишь маленький ребенок.

— А ты кто?

На меня уставились голубые глаза — мудрые не по годам.

— Я — старшая сестра.

Я наклоняюсь и целую ее в лоб. А потом шепчу:

— Эти выходные пойдут им на пользу, я обещаю. Как мини-отпуск. И я поговорю с ними — промою им мозги.

Она слегка улыбается, будто одобряет мою попытку, но не совсем верит в то, что все наладится.

— Хорошо, дядя Дрю.

Подходит Мэтью, не замечающий ничего вокруг, кроме Маккензи.

— Вот, моя девочка!

Она смотрит на него, и с ее лица сползает улыбка. Она задирает свой носик и складывает руки на груди. Чувствуете, как здесь похолодало? Это пренебрежение, исходящее от моей племянницы.

— Мистер Фишер, как приятно снова Вас видеть. Выглядите хорошо.

Мэтью рычит и падает на колени. Не смотря на его рост свыше шести футов, и то, что он сложен, как боксер, выглядит он почти маленьким, когда сталкивается с недовольством моей племянницы.

— Маккензи, ты меня просто убиваешь.

— Уверена, ты даже не знаешь, о чем говоришь.

Он расстроено проводит рукой по своим светло-коричневым волосам.

— Ну, ты же простишь меня?

— Простить Вас? За что? За то, что лишили меня женского общества, пока я росла? За то, что бросили меня прозябать в болоте пенисов? За это я должна простить Вас, Мистер Фишер?

Иметь детей — это заразно, как мононуклеоз. Как только у друга или родственника появляется ребенок, все хотят себе такого же. За ужином в честь Дня Благодарения, через год после рождения Джеймса, Мэтью и Ди-Ди объявили, что ждут ребенка. Что они