После Вася натянула на голову простыню, Дима увидел распахнутые ноги и снова накрыл ее своим телом. Он держался за дверную ручку, дверь приоткрылась, но рычажок еще придерживал ее. Образовавшаяся щель скрипела и стучала. Показалась тень — в коридоре стоял Максим. Вася его не видела.
Максим вышел в тамбур и закурил. Он видел, как из купе вышла босая Вася, обмотанная простыней, и поплелась, хватаясь за стенки, в противоположную от него сторону. Злоба отпустила, и Максим чуть было не кинулся за ней следом. Ему хотелось схватить ее, завернуть в простыню и в одеяло, чтобы не замерзла, и вынести скорее из вагона, из поезда — от всего этого стыда. Вася скрылась в туалете.
В зеркале она не отражалась. «Э-э-э, нет… Все не так просто. — Вася никак не отставала от себя, и что-то начало выстраиваться в ее ряду. — А вот почему я не встретила этого Диму вместо Масика тогда, потому что это уже не имело никакого значения. Тогда нужно было бы не знать и Сухова, ради которого и возник Скворцов. — В голове причудливо раскручивался серпантин. — И не дружить столько лет с Левой. А чтобы не учиться с Левой, надо было всего лишь не поступать в университет. Интересно. Все было давно известно и расписано по нотам. И чтобы не случилось всей этой ерунды, мне, Васе, всего-то не надо было родиться… — Это было слишком виртуозно для распавшегося сознания. — Ага. Вот оно что».
Она нагнулась над унитазом. Тошнило и не тошнилось. Вася опять заглянула в зеркальную раму и увидела красные белки и огромные, во все глаза, пустые черные зрачки. Убедившись, что превратилась в монстра, вышла и, еле-еле передвигая ноги, двинулась обратно. Она смотрела прямо в Максима, у которого зашевелились волосы на голове. Смотрела и не видела.
— Что делать, Юра?
— Ты что, сам все это видел? Собственными глазами?
— Собственными, собственными. Не твоими же, блин, глазами. Я это видел.
— Ты видел, как она?.. (…)
— Что делать, Юра? — Максим услышал страшный грохот. Юрий Николаевич запустил бутылкой в сервант.
Вбежал охранник.
— Все вон!!!
— Юрий Николаевич… — За спиной охранника возникла дежурная.
— Заплати, — он бросил (…) бумажник.
— Юра! — орал Максим. — Юра! Черт с ним! Что происходит, Юра? Что мне делать?
— Ты… Ты собственными глазами? (…)
— Юра, только спокойно. Я тебя умоляю.
— Перезвоню, — услышал Максим.
Вася закрыла за собой дверь, легла на койку и уставилась своими черными дырками в потолок. Сверху с грохотом упала вешалка и хорошенько дала ей по лбу. Она застонала. Из упавшей вместе с вешалкой куртки выскочила (…) на грудь какая-то бумажка. Вася вспомнила, что Валька в ресторане совала ей что-то в куртку. А она и забыла совсем. Развернула и прочла: «Дочка! Будь осторожна. Мент поганый тебя пасет. С Богом. Мама Зина».
— Максим… Максимчик… Где ж ты?.. Где ж ты был?.. Или меня не было, — шевелились губы. — И буду ли я когда еще? А Юра будет?.. — Она запрокинула голову, и волосы свесились с полки. В полосе света вверх ногами должен был качаться Максим… Васина голова с этим образом, так и не отразившимся в глазах, продолжала болтаться в такт колесам. Из динамиков заиграла музыка. В поезде наступило утро.
Скворцов уже не метался по комнате. Он спокойно подошел к тумбочке и вмазал по стеклянной дверце. Та рухнула. Все загрохотало снова. В дверях появилась взволнованная дежурная.
— Вон отсюда! Я за все уже заплатил! — Юрий Николаевич набрал Максима.
— Что, Максимка, жив, курилка? Завтра на охоту поедем.
— Что?
— Ты же спрашивал, что делать? Я тебе отвечаю. — Юрий Николаевич был абсолютно спокоен.
— На какую охоту?
— Тебе же лучше знать, на кого сейчас охота открыта и где.
— А здесь… Что?
— Что — здесь?
— Юра, что делать? Не понял.
— Что ты не понял?
— Мне — что делать?
— Не понял он. — Скворцов засмеялся. — Свободны. Все свободны.
