Утро было далеко не ранним. А звонок — так и вовсе нежданным.
— Алло, Вася? Привет. Лева Багдасаров.
— Какими судьбами? На культурку потянуло? Или денежный поток хочет срулить в тихий омут культурной заводи?
— Денежный поток хочет «сделать» культуру.
— Во как!
— Есть дело, Елизарова. Пойдем, съедим что-нибудь, поболтаем.
— Это приказ?
— Коммерческое предложение. Помнишь тихий уголок напротив нашего офиса? Часов во сколько?
— Через час. Пойдет?
— Привет.
«Во, класс! Ловко получилось, — подумал Лева. Он и не предполагал, что договорится так быстро. — Это у меня, дурака, все расписано в дневничке, как у отличника. И шаг в сторону рассматривается как побег. Только по начальству позволительно так скоро строиться. А некоторые… Свободные люди, е-моё, в свободной стране». И тяжело вздохнул, поглядев на часы. По своему начальству он сейчас и строил свою подружку Ваську, точнее, Василису Елизарову, которая трудилась культурным обозревателем на радио «Точка».
…Тем временем, докуривая очередную утреннюю сигаретку, зрелая девушка Вася поняла, что ей опять ничего не хочется — ни вставать с дивана, ни натягивать шапку, погружаться в слякоть по самую щиколотку (улицы по-прежнему чистили плохо). И еще больше не хочется двигаться в сторону творческой деятельности под названием работа, которой она занималась уже лет… и не скажем сколько. Все занималась и занималась. Занималась и занималась.
Собрав умишко в кулачок (куда он весь ловко поместился), Вася следовала в тихий уголок на свидание со своим однокурсником Левой. Интрига в этом свидании все-таки была. Встреча намечалась явно деловая, а вовсе не обычный обед — ужин — потанцуем. Что-то нужно было ушлому Багдасарову, и, вероятно, это что-то лежало в области культуры и науки. И такое случается. «Вот радость-то какая!» — съёрничала Вася. Настроением своим она была довольна, хотя зачем оно в кругу древних друзей? Не придется же ей производить на Леву впечатление, честное слово.
Взглянув в зеркало, пока несли номерок в гардеробе, Вася увидела себя и никаких изменений не обнаружила. Ее волосы были странного цвета, скорее более светлого, нежели темного, не короткие и не длинные. Поэтому она часто заправляла их за уши, и тогда ей казалось, что уши оттопыриваются и стоят торчком. Кивком она сразу же стряхивала обратно «прическу», и та падала на лицо, а потом снова возвращалась за уши. Глаза у Васи были подвижные. Не в том смысле, что все время бегали по кругу, просто пытались еще кое-что отражать. Иногда они даже становились с поволокой, что усиливало блеск и придавало томности. Не замерзшие, в общем, глаза. Сама же Вася казалась не только весьма привлекательной дамочкой, но и вполне живым существом.
Итак, заглядевшись на себя в зеркало, Вася подумала: «Что-то надо с этим делать. С такой писаной красотой». И вспушила прическу. Самоирония всегда придавала ей шарма, но сейчас эту мысль развивать она не стала и решительно вошла в зал.
Лева махнул ей из угла.
Лева Багдасаров был однокурсником и другом Василисы. Закончив журфак, поначалу он тихо сидел на иновещании. Это такое радио, которое по-прежнему рассказывает о нашей прекрасной жизни зарубежному любознательному слушателю. Когда заела нищета, Лева пустился в околорекламный бизнес. Что-то капало. И вдруг неожиданно он сделал карьеру, став начальником пресс-службы одной крупной, даже совсем крупной компании — что-то там по металлу или по сырью. Вася никак не могла сообразить, что способствовало такому быстрому и блестящему взлету. Кроме вполне развитого ума и бешеной работоспособности, которыми в полной мере обладал ее однокурсник. Фамилия, конечно, могла сделать свое дело — плановость, в том числе национальная, всегда звучала на столичных просторах. Были у нее догадки о неизвестных подружках (что тоже уже, пожалуй, каменный век), содействовавших столь очевидному прогрессу. О влиятельных дружках Вася и думать не хотела, надеясь, что все ее приятели — породистые люди и если уж и пользовались подобными льготными пропусками на «вышку», то в последнюю очередь. Так или иначе — получилось, что ее дружок возглавлял пресс-службу одного из крупнейших концернов в России.
Что они там делали, для нее было тоже секретом. Не то чтобы это тщательно скрывалось. Наоборот, Левина пресс-служба очень старалась, чтобы простые люди знали как можно больше о том, что им нужно понимать в сырье и металле. Просто Вася никак не могла запомнить, выплавляют они железо, чугун или алюминий. Может, и сталь катали, но немаленький домик в центре столицы, где Лева пересиживал работу, назывался в народе «оловянным скворечником», что давало основание думать — они там еще и с оловом развлекались. По смешному стечению обстоятельств, владел всем этим богатством человек созвучной прозвищу домика фамилией Скворцов. Он же, соответственно, был хозяином как Левы, так и оловянно-металлического сектора нашей экономики.
Однако пользы от всей этой багдасаровской красоты для Васи не было никакой. Вероятно, расширив свое затуманенное сознание, Вася смогла бы справиться, принять во внимание оловянную туфту, которую ее сокурсник регулярно и упорно ей втюхивал, но это никак не помогло бы жить лучше и веселей. Наладить встречные потоки интересов она была не в состоянии. При наличии такого дружка Вася на своем радио не могла выговорить о нем ни слова, потому что просто занималась культурой, тусовкой и их обеих достижениями. И любой металлический звук, выпавший из ее хрустальных уст, был бы немедленно услышан в рекламном отделе и закончился бы вызовом на ковер и предложением поделиться.
