Все совпадения случайны - [59]

Ник упал на кровать, успев заметить в зеркале свое отражение. Выглядел как покойник, лицо совершенно белое. Он поставил ноутбук на грудь, откинул крышку и представил себе тот неземной цвет, который, должно быть, приобретала его кожа при свете мерцающего экрана. Каменный саркофаг неизвестного молодого человека с книгой жизни в руках. Под оглушительные приветственные возгласы присутствующих он во всеуслышание заявлял о своем возвращении в мир. Виртуальные незнакомцы, виртуальные друзья. Он пробирался через толпу, мягко прикасался к протянутым рукам, стараясь никого не пропустить, наслаждаясь всеобщим вниманием. Он счастлив вернуться в мир живых, но и само его присутствие – дар людям.

Он услышал, как отец пожелал ему спокойной ночи, откликнулся, но с равным успехом мог бы пролаять, как собачонка, – изданные им звуки лишены смысла. Отец застал его посреди беседы, и он не хотел, чтобы его прерывали, его пальцы выбивали дробь, посвящая случайных встречных, кем бы они ни оказались, в его мысли, в его устремления. И кое-кто пытался понять услышанное и искушал его, призывая покинуть свое убежище. Далеко идти не надо – всего лишь за угол, там райский уголок, где они собрались поболтать. Настоящая дыра, если честно, но стоило закрыть глаза, и все прекрасно. И вонь быстро перестаешь ощущать. Не то чтобы из таких походов стоило делать привычку – так он и не делал. Просто наведался пару раз, неслышно уходя из дома, когда отец спал, и непременно возвращаясь к завтраку, когда, уже переодетый в рабочий костюм, присоединялся к отцу за столом. После таких бдений разговор, правда, поддерживать было трудно, но папа все понимал. По утрам Ник никогда не бывал в форме.

Но сегодня все было иначе. Сегодня он хотел остаться дома. Он получил весточку, которую хранил до последнего, – предназначенное только ему персональное послание от нового друга. И едва ли не впервые в нем был оттенок правды. Он отдавал всего себя – один на один, их было только двое. И он – всего лишь ребенок, доверчиво глядящий на Ника снизу вверх, ловящий каждое его слово.

«Ну, как ты там?» – спрашивал Ник, и друг спешил поведать, что произошло со времени их последнего разговора.

У них много общего. Больше, чем можно было бы подумать, с учетом разницы в возрасте. Взять хоть эту чертову книгу, единственную, что попалась Нику на глаза за много лет. Ник признался, что прошелся по ней по диагонали, всю не прочитал, сразу заглянул в конец – и можете себе представить? Он-то теперь может. Собеседник пролистал рекомендованные ему главы – про секс. Чуть пресновато, милый. Может, что-нибудь еще в том же роде? И Ник послал ему нечто поострее, чем в книжке. Ник старше, он повидал побольше. Следуй моему совету: не поступай в университет, наплюй на Бристоль или Манчестер, оставайся в Испании, в Испании светит солнце. Приятель жадно вслушивался в слова Ника, ему нужны новые указания, и Ник не скупился на них. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее по пустякам, говорил он. Не то чтобы он был такой уж говорун – но говорил и говорил, не мог остановиться, про то, чего никогда вслух не произносил – и ты никому не говори, – а Джонатан ловил каждое слово, соскальзывающее с пальцев Ника, и требовал еще и еще, хотел знать про девушек, с которыми Ник спал, и о его рабочих планах, и том годе, что он провел, путешествуя по Соединенным Штатам. Джонатан все хватал на лету, впитывал в себя, усваивал.

Глава 40

2013, лето

Я знал все, что происходило в этом доме: она уехала, он, наоборот, переехал к отцу, который места себе не мог найти, бедняга. Тот небольшой пакет с книгами, что я принес ей на работу, тоже вроде сыграл свою роль. Она больна, на работу не ходит, объяснили мне по телефону. Нет, когда выйдет, сказать нельзя. Что ж, надеюсь, ничего серьезного, произнес я, вешая трубку.

Сердце у меня сделалось твердым как камень. Было время, когда я мог бы испытать к этому мальчику нечто вроде сочувствия. Даже мог бы попробовать прийти к нему на помощь. Меня тронуло, насколько он оказался открыт мне. Долгие годы преподавания в школе научили меня издали узнавать таких ребят – ребят, у которых в душе черная дыра. Они изо всех сил старались прикрыть ее демонстративным равнодушием: мол, им на все наплевать, а больше всего – на отношение к себе окружающих. Но я говорю о подростках. А он уже не подросток, ему двадцать пять лет, и сколько бы он ни «важничал» перед самим собой, сколько бы ни рассказывал, каким был в девятнадцать лет, когда смутно мечтал о путешествиях по Америке или каким там еще краям, от человека с моим опытом трепещущей, несчастной души ему не скрыть.

Ему было плохо. Ему до боли хотелось с кем-нибудь поговорить и говорить долго, за полночь. Конечно, у него были друзья, но это такие же пропавшие души, как и он сам. Я читал их дурацкие приколы. А к тому же они не знали его так же хорошо, как знал я. Когда я отключался от прямой связи, он тоже уходил из виртуального мира в мир реальный, к ним, своим накурившимся травки дружкам, а на следующий вечер возвращался с высунутым языком, в нетерпеливом ожидании моего появления, когда можно будет произвести впечатление рассказом о своих наркотических снах. Ну и пусть подождет – каких-нибудь десять минут или около того, пусть помучается немного.