Все случилось летом - [55]

Откинувшись на спинку стула, моряк громко рассмеялся. Потом добавил:

— Как однажды пригласили мы с вами.

Цемит усмехнулся.

— Вы чудесный парень, — сказал он. — Илга стоит того, чтоб о ней позаботились. Ведь ей пришлось уйти из десятого класса, не доучившись. Поступила на работу, теперь как будто в вечерней школе.

— Я знаю, — заметил Томаринь.

— Тем лучше. И мечтает об институте. Но после перерыва будет нелегко. Вступительные экзамены…

— Так в чем же дело! Есть подготовительные курсы — пускай учится! Наймем преподавателя. Не проблема. Можем себе позволить.

— Да, не проблема. Вы для нее готовы сделать все, а Илга, она согласна принять от вас эти благодеяния?

— А почему бы и нет? Я вас правильно понял?

— Вы меня поняли правильно.

Томаринь искоса глянул на собеседника: не смеется ли тот над ним? Вроде нет. Цемит был серьезен, только раскраснелся от выпитого коньяка. «Черт знает что, — досадовал моряк, задетый тем, что ему приходится все время отвечать на вопросы, будто он в кабинете у следователя. — А почему бы Илге не принять моего предложения? Разве ей не нужна квартира? Разве она не хочет учиться в институте? И сам не урод, еще молодо выгляжу, человек с положением. А главное, мы с Илгой такие друзья!»

— Нет, — сказал он, забыв про заданный вопрос. — Нет! — повторил Томаринь, отвечая закравшимся в душу сомнениям. — Не может быть, чтоб Илга мне отказала. Ерунда!

— Вы когда-нибудь видели снег на горных вершинах? — спросил Цемит.

— Снег? На кой черт в гору за снегом переть, он под ногами зимой валяется. Вы что, альпинист? Я больше по морям скитаюсь. Но, в общем-то, снег в горах видел. Был в Карпатах, на Кавказе. С чего это вы вдруг?

— Просто так. Пришло в голову.

— А у меня в голове совсем другое, уж вы извините, я все время о своем толкую. Что делать, раз человек собрался жениться… Вы вот спрашиваете, примет ли Илга мои, так сказать, благодеяния. Скажу откровенно, вопрос меня удивил. Но если подумать… Хм… В последнее время она немного замкнулась в себе, стала неразговорчивой, никак не пойму, что с ней такое. Впрочем, я сам виноват. Давно пора решиться, сказать — да или нет. Женщины любят определенность. Сколько можно гулять просто так? Каждой хочется устроить жизнь, зайти, так сказать, в спокойную гавань. Ну вот, я решился. И вы мне помогли. Завтра пошлю Илге письмо. У нее будет месяц на размышление. А когда вернусь из плавания, сыграем свадьбу. Сегодня уж я не пойду к ней, все равно ее дома не будет. Она вчера меня предупредила.

— Ну что ж, желаю удачи.

Томаринь улыбнулся. Ему захотелось как-то выразить свое расположение, и он сказал:

— Я все-таки помешал вам, а? И пластинки слушать перестали. Вы заведите, правда, заведите, меня хоть совесть перестанет мучить, что вам день испортил.

Цемит отмахнулся:

— На вас эта музыка наводит тоску. — И тотчас примирительно добавил: — Мне тоже такая музыка была не по нутру. Мой сосед Миша, тот, что заглядывал, меня пристрастил. Он вырос в семье музыканта, сам играл в духовом оркестре. И вот понемножку, полегоньку… В один прекрасный день я почувствовал, что жить не могу без музыки.

— Уж это вы загнули!

— Может быть. Но не очень.

— Надо будет Илге купить пианино. Хорошо, когда в доме инструмент.

— Она ведь не играет.

— Ничего, научится.

Цемит встал и без стеснения зевнул, потянулся.

— Сейчас бы прогуляться, проветриться.

Томаринь с готовностью поднялся. Он и сам подумывал, что пора откланяться: разузнал все, что нужно.

— Можем съездить в Межапарк, — предложил он. — Как раз на полпути между твоим и моим домом.

«Ты» у него вырвалось само собой. Ему показалось, что распитая бутылка коньяка давала на это право. И Цемит с той же легкостью перешел на «ты». Убрав со стола посуду, покрутившись перед зеркалом, он сообщил, что готов.

— Славный ты парень, — в наплыве чувств сказал Томаринь.

— Ты тоже, — ответил Цемит.

— Мы сейчас идем в Африку, я тебе что-нибудь привезу оттуда. Хочешь кокосовый орех?

— Нет. Лучше крокодильчика.

И они рассмеялись.

3

Уходя, Цемит позвонил Мише.

— Мы пошли, — сказал он соседу. — Я купил несколько пластинок, можешь послушать. Ключ — где всегда. Ты знаешь.

— Хорошо, — отозвался Миша. — А если придут… Если заглянет кто-нибудь, что сказать?

— Смотря кто заглянет. Решай сам. На твой вкус. Можешь впустить ко мне. Развлеки. Поставь музыку.

Цемит казался беспечным, веселым. Ему хотелось быть таким.

Двор был полон запахов и звуков. Из открытых окон тянуло вареным и жареным. Приемник надрывался, распевая о прекрасной синьорине. Девчушка рисовала на земле человечка. Не мужчину, не женщину, просто человечка. Когда все было готово, она из маленьких прутиков приделала ему волосы. Потом вложила в руку цветок. Человечек улыбался.

— Счастливая, — сказал Цемит. — У нее будет долгое детство. У меня оно было коротким. Я рос без отца, без матери.

— У меня тоже отца нет, — заметил Томаринь.

Светило вечернее солнце. Улицей, обсаженной липами, они пошли к троллейбусной остановке. Было людно и тесно. Томаринь шел впереди.

— Смотри, какие красотки! — воскликнул Цемит, поравнявшись с моряком и кивая на другую сторону улицы.

— Теперь мне не гоже на девчонок заглядываться, — усмехнувшись, ответил Томаринь. Но все-таки поглядел.