Все ради любви - [85]

— Ты ни в чем не виноват, Квентин. Скоро мы забудем о Тодде, о статье, о Джанет. Надеюсь, они уберутся из нашей жизни и не будут сидеть у нас в печенках.

— Возможно, но могут попасться другие, такие же. — Неудивительно, если какие-нибудь газетенки пронюхают о статье Харди или получат от него копию и перепечатают ее. — Квентин надеялся, что этого не будет. Ему не хотелось дополнительных трудностей — Так, что еще тебе предстоит на этой неделе?

Рэчел поняла, что он переводит беседу на более приятную тему, и с удовольствием рассказала ему о своих планах.

— Завтра художественный совет, в среду утром собрание фонда помощи больным-сердечникам, вечером идем в кино с Бекки и Джен, в четверг утром — бридж, днем обсуждаем проект организации центра для женщин и детей, подвергающихся насилию, в пятницу художественная выставка, в субботу вечером симфонический концерт и обед с Куперами и Бримсфордами.

— На выставку и на концерт ты собираешься с Кейтом Хейвудом?

— Нет, вряд ли. Кейт очень мил, настоящий джентльмен, приятный в компании, но я не хочу, чтобы он или кто-то еще подумал, что мы можем составить пару.

— Имея в виду статьи и намеки, это правильно. (И я не хочу рисковать!) Я раздобыл вещи с автографами для вашего аукциона — их уже отослали тебе.

— Спасибо, они наверняка принесут нам хорошие деньги. Когда ты едешь в Мехико-Сити играть в Американском кубке против Хьюстона?

— В пятницу, чтобы успеть отдохнуть и потренироваться в субботу и воскресенье. Игра состоится в понедельник. Тренировок и интервью у нас будет выше головы, поэтому я смогу позвонить тебе только во вторник, когда вернусь домой. В четверг вечером я дам тебе телефон гостиницы, если вдруг захочешь позвонить.

— Надеюсь, ничего срочного не произойдет. Будь там поаккуратней: смотри, что ешь и пьешь. А то из-за мести Монтесумы можешь в понедельник остаться на скамейке запасных. И смотри, не гуляй с милыми сеньоритами.

Квентин усмехнулся.

— Не волнуйся, я буду вести себя прилично и присматриваться к тому, что собираюсь положить в рот. На уме у меня только ты и футбол. Обещаю быть осторожным, но я должен выложиться и доказать, что меня не следует вычеркивать из списков.

— А я буду смотреть на тебя по телевизору. Почаще прыгай перед камерой. Удачи тебе, Квентин, я знаю, что эта игра очень важна для тебя.

— Только ты можешь понять, что значит для меня футбол. Когда я играл в школе, у меня была семья, занятия, работа на ферме — все это тоже требовало внимания, в колледже — учеба и другие дела за пределами поля. В профессиональном футболе не так, это дело твоей жизни. Когда в 1978 году меня взяли в команду, у меня было единственное стремление стать лучшим, подняться на вершину. С тех пор я ел, пил, спал и дышал футболом. Мои товарищи по команде — словно вторая семья, некоторые стали почти братьями, тренер — вторым отцом. Футбол — главная часть моей жизни. Иногда она становилась самой главной, главнее семьи. Игра — это вызов, награда, волнение. Мне нравится работать на пределе сил и даже за пределами. Когда я слышу, как толпа выкрикивает мое имя, приветствует игроков, когда вижу, как камеры следят за нами, сердце мое поет, энергия переполняет меня. Побеждать в трудных играх, выигрывать первенство и Суперкубок, знать, что мой вклад в игру необходим для победы, чувствовать, как друзья и тренер похлопывают меня по плечу после удачной игры, устанавливать рекорды — это приносит огромное удовлетворение. Трудно описать, что испытываешь, когда тебя уважают — и обожают! — товарищи по команде, соперники, средства массовой информации и тысячи болельщиков.

В его голосе звучала истинная любовь: возможно, прежде он никогда и никому не говорил об этом так серьезно и откровенно. Футбол был для него больше, чем просто работой, и Рэчел не хотелось, чтобы он расстался с ним. Но последний день приближался, пусть не в этому году, так в следующем. Оставалось только надеяться, что она сможет заполнить пустоту в его сердце и жизни, как он заполнил пустоту внутри нее.

— Ни один квотербек или другой игрок не может выиграть или проиграть в одиночку, хотя часто именно так и кажется, — продолжал Квентин. — Шестнадцать лет центром моей жизни был спорт: тренировки, игры, интервью, контракты. Я признаю, что, когда находишься на вершине славы, многое неизбежно связано с популярностью и доходами, которые она дает, но есть еще и бескорыстная любовь к спорту. Необходимость уйти раньше, чем я сам буду к этому готов, для меня то же самое, что лишиться рук или ног, лишиться сердца, Рэчел. Я и есть моя карьера, то, что она сделала из меня. Больно представить себе, что я больше не буду играть. Но я не хочу, чтобы Трой, Родни или Джейсон получили такие травмы, чтобы я снова им понадобился.

— Это очень хорошо характеризует тебя, Квентин. Что бы ни случилось, я тебя люблю и горжусь тобой. Когда все останется позади, ты будешь знать, что сделал все, что мог, а это самое главное.

— Я хочу уйти достойно, а не потому, что плохо играю и меня выкинули. Мне очень хочется играть в этом сезоне, ведь возможна третья победа подряд, и наш вид спорта отмечает свою семьдесят пятую годовщину. Но я уйду прежде, чем опозорюсь, отниму у команды шансы на победу, раньше, чем меня вычеркнут как отыгравшего свое.