Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [97]

А что же сам Колчак? Что у него в активе и пассиве после переворота? В активе как будто — поддержка правых и Антанты. Но только на первый взгляд. Для правых он чересчур интеллигентен и мягок; на его месте они с удовольствием видели бы кого-нибудь покруче (даже Деникин устраивал их больше, иначе не вставал бы перед адмиралом несколько раз в ультимативной форм вопрос о передаче полномочий Антону Ивановичу!). А что касается Антанты, то не забудем о том, кто «сдал» адмирала зимой 1919–1920 годов.

Итак, в активе — ноль. А в пассиве?

Во-первых, чтобы смягчить путчистский характер своей власти, адмирал выбрал тактику демонстрации силы без ее применения. С одной стороны, приказ войскам подавлять всех тех, кто не признает и не подчинится его власти, с другой — явное избегание резких мер по отношению к оппонентам. Так Колчак хотел сгладить острые углы своей чрезвычайной по самой природе политики. И не заметил, как из диктатора превратился по сути в заложника тех, кого хотел умиротворить — истинных героев 18 ноября: правого офицерства, полевых командиров, казачьих атаманов. С этой минуты не он контролировал их, а фактически они его. Вот где корень трагической беспомощности Колчака перед «белым большевизмом», перед «сибиреязвенной атаманщиной» (выражение барона Будберга). Нет ничего более ужасного для адмирала, что режим, к которому он имел весьма отдаленное отношение и которому противостоял как личность, получил название колчаковщины.

А во-вторых… Расправа над екатеринбургским комитетом подлила масла в огонь и активизировала всех сторонников свергнутого правительства. Некоторые протестовали пассивно: так, чехов определенно сдерживали антантовские представители, и чехословацкие части просто массами начали «голосовать против ногами» — уходить в тыл (очень полезное занятие в разгар ожесточенной борьбы на Восточном фронте!); с этой минуты практически все чешские военные, исключая Гайду, стали оппонентами адмирала, да и позднее, под Иркутском, они сыграли, если помните, в судьбе Верховного правителя России роль самую зловещую и роковую. А других не сдерживал никто, и большинство противников режима 18 ноября выступили против него с оружием. Некоторые перешли на сторону красных (как башкирский лидер Валидов с двумя тысячами солдат национальной армии Ксе-Курултая), но подавляющее большинство предпочло сражаться самостоятельно — за идеалы КОМУЧа и Директории, то есть за свой демократический путь.

Уже с декабря 1918 года по сибирским городам прокатывается волна восстаний: 22 декабря — в Омске, позднее — в Енисейске, Тюмени, Томске, Бодайбо, наконец, 21 декабря 1919 года, — в Черемхово и Иркутске. Красная пропаганда всегда записывала эти восстания в свой актив и объявляла их революционными движениями под воздействием большевистской пропаганды. Это соответствует действительности, за одним небольшим исключением: пропаганду вели эсеры, земцы и учредиловцы.

«Последующие события показали, что разрушительная работа эсеров имела свое значение в сокрушении власти Колчака», — признается Н. Какурин.

То есть, помимо борьбы с красными, помимо второго фронта против южносибирских крестьянских повстанческих армий, помимо откровенно враждебного семеновского Забайкалья, с которыми несколько раз едва не дошло дело до прямого столкновения и которого удалось избежать, лишь пойдя на немалые уступки Семенову, Колчак получил еще и третий фронт — против повстанцев, воюющих за учредительные идеалы.

Репрессии, с которыми подавлялись эти восстания, только увеличивали число непримиримых врагов адмирала: они были не обязательно за большевиков, но непременно — против Колчака.

Последнее такое восстание — Иркутско-Черемховское — оказалось роковым. Начавшись 24 декабря 1919 года в условиях, когда колчаковская армия уже проиграла противостояние с красными и последние стремительно приближались к Ангаре, оно объективно должно было сыграть роль могильщика режима 18 ноября, а с ним и всего белого движения в Сибири. Это понимали все, и поэтому события рубежа 1919–1920 годов — единственный за всю войну случай, когда Семенов пытался помочь своему вечному недругу Колчаку и прислал ему на выручку отряд: правый помогал правому против левых — все логично. Повстанцев же поддержали чехи и представители Антанты — из чисто своекорыстных интересов (надо срочно смываться из России!). В результате десятидневных крайне ожесточенных боев верх одержали повстанцы. 4 января 1920 года колчаковское правительство самораспустилось, и на следующий день листовки на улицах Иркутска возвестили о переходе власти к так называемому Политцентру — организации, в которую вошли: ЦК эсеров, комитет бюро земств, центральный совет профсоюзов, несколько комитетов социал-демократов… Знакомые все лица — КОМУЧ-2…

И последнее. Не все знают, что именно вменяли Колчаку в вину следователи Политцентра в начале следствия, то есть тогда, когда трибунал еще не был большевистским. Так вот: инкриминировали адмиралу попустительство убийству членов Директории, арестованных в Екатеринбурге и уничтоженных во время декабрьской кровавой бани в омской тюрьме. По сути, следователи Политцентра почти в точности реализовали призыв екатеринбургского обращения «Ко всем народам России» на счет наказания виновных путчистов. А если учесть, что все происходило в контакте и с чешским национальным советом и с его молчаливого согласия (и антантовского босса Жанена), то сходство с екатеринбургскими инструкциями становится еще более разительным. Похоже, Политцентр всерьез считал себя реальным продолжателем дела КОМУЧа.