Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [62]
И еще: Цвикке пишет: «2 июля в Уфе председатель высшей военной инспекции Подвойский (тот самый, что был военным руководителем октябрьского переворота. — Д.С.), вручил мне удостоверение следующего содержания: Цвикке Я. М. уполномочивается собрать точные данные по продовольственному вопросу и организации Красной Армии. Всем Совдепам оказывать ему всяческое содействие.
Приказом командующего Урало-Сибирским фронтом (то есть Р. Берзина. Д.С.) мне был разрешен пропуск в любое время в Екатеринбург и его окрестности».
Вот теперь, кажется, все ясно. Схема вырисовалась: Ленин — Дзержинский и ЧК — Подвойский (и военная инспекция) — Цвикке (и его спецназ) екатеринбургская ЧК.
А все остальные — Свердлов, Берзин, члены Уралсовета, Яковлев — это все прикрытие. Причем не факт, что все члены этой группы прикрытия были осведомлены о своей истинной роли. В отношении Яковлева у меня лично возникают весьма серьезные сомнения.
И вот сейчас стоит возвратиться к началу статьи и вспомнить о сетованиях Яна Мартиновича насчет неблагодарности Советской власти по отношению к нему. И насчет того, выжил он из ума или нет.
По-моему, если выжил, то только тогда, когда заговорил на данную тему. Дело в том, что он, а также Ермаков и руководитель уральской ЧК Лукьянов единственные из всех участников операции «Ипатьевский дом», которые умерли в своей постели.
Вспомним: Хохряков и Толмачев погибли на гражданской войне. П. Войков (Пинхус Вайнер) был убит белогвардейцем Б. Ковердой в Варшаве (как сказал Коверда, «это месть за Екатеринбург»). Этим, как ни парадоксально, повезло — их всегда считали героями. А Белобородов, Голощекин, Сафаров, Дидковский, Яковлев, Берзин — все «загнулись» в 1937 году или чуть позже. Все — у стенки или в ГУЛАГе. Юровского оставили умирать самого (у него была жуткая, мучительная язва желудка), но смею предположить — учитывая судьбу его дочери Риммы, отсидевшей двадцать лет, — что, если бы не это медицинское обстоятельство, его бы тоже забрали. Белобородова, впрочем, замели, несмотря на запущенный рак горла — он практически не мог есть; так не дали помереть самому: пытали и расстреляли.
Чем объяснить такое совпадение судеб? Ведь после 1918 года их биографии были весьма различными. Белобородов, к примеру, стал троцкистом (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Голощекин в коллективизацию был большой шишкой — руководил раскулачиванием в Казахстане. Такого рода масштаб был только еще у Кагановича на Кубани и Постышева на Украине (он там устроил «голодомор»). А потом — Каганович стал третьим человеком в СССР (после Сталина и Молотова), а Постышев тоже стал: к стенке. Как и Голощекин.
В общем, как ни верти, а всех их повязал одной веревочкой Ипатьевский дом. И всех за собой в могилу утянул.
Тогда почему из руководителей расстрела уцелели эти трое — Ермаков, Лукоянов и Цвикке? Ермаков, на мой взгляд, — фигура слишком местечковая: в «кремлевские бояре» (выражение Э. Радзинского) не рвался, удовлетворялся славой в родном краю.
Да еще пустил слушок, что скоро помрет — у него-де рак горла: явно на Белобородова нагляделся. А вот Лукоянов и Цвикке: Эти персонажи покруче чекистские волки. Лукоянов в ипатьевском деле — фигура тоже сверхсекретная, появляется и исчезает, не оставляя следов. Не случайно в книге Э. Радзинского он фигурирует как «шпион»! Да и почерк у него какой-то нетипичный, нечекистский — вроде добренький. То не дал матросам надругаться над великими княжнами на пароходе «Русь». То вдруг вернул в Тюмень группу приближенных царя: в их числе — П. Жильяр, С. Гиббс, С. Бкусгевден, Е. Эрсберг, М. Тутельберг, А. Теглева.
Этот список всех исследователей ставит в тупик. То, что все упомянутые лица — иностранцы (как Жильяр или Гиббс), либо имеют германское (из Прибалтики) происхождение — ясно. Из этого делается вывод, что их пощадили из-за Брестского мира (тогда такая тенденция действительно была — понежнее с немцами!). Напомню, что из тех, кто остался в Ектеринбурге, уцелели только двое — лакей Чемодуров, который заболел и был положен в тюрьму, и камердинер Волков, который сбежал из-под расстрела (уже в Перми).
Но, во-вторых, германская фамилия не спасла от смерти гоф-лектрису Е. Шнайдер. А во-вторых, почему пощадили А. Теглову? Э. Радзинский пишет: «Она была в нежных отношениях с Жильяром. Лукоянов это знал и: не стал разбивать любящую пару».
Серьезно? Ах, какой добрый, сентиментальный чекист, который только что провернул потрясающую провокацию — «переписку» Николая с «заговорщиками» (сам же из ЧК с царем и переписывался); провокацию, на основании которой прогремят выстрелы в подвале Ипатьевского дома. Не верю! И оттого ставлю в этом деле знак вопроса и многоточие!
Насчет живучести Цвикке и Лукоянова могу сказать следующее: именно потому, что они после завершения операции «легли на дно» (в плане карьеры и болтливости), не хватали звезд с неба, не напоминали о себе особо, не требовали моральных диведендов, как, скажем, Юровский, и не рвались в столицу, — оттого и выжили.
Иначе нашлось бы им местечко, как сказал А. С. Пушкин, «среди нечуждых им гробов».
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.