Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [61]

А самое главное — в книге Цвикке соколовский список отсутствует! Зато присутствует совсем другой. Дадим снова слово Яну Мартиновичу:

«Список товарищей, работавших под моим руководством в Екатеринбурге:

1. Цельмс Я. (командир внутренней охраны дома Ипатьева);

2. Юровский Я. (комендант дома);

3. Озолиньш Э. (заместитель Я. Цельмса);

4. Никулин Г. (заместитель Я. Юровского);

5. Цинитс П. (секретарь Я. Цвикке);

6. Кованов М. (казначей и шифровальщик);

7. Каякс Я. (взводный);

8. Сникер Я.;

9. Индиксон Я.;

10. Круминьш К.;

11. Сирутс Э.;

12. Пратниек К.;

13. Круминьш Н.;

14. Рубенис Э.»

Из этого списка видно, что, во-первых, в нем нет ни одной венгерской фамилии (что противоречит всем ранее известным публикациям — там, как помните, фигурирует Имре Надь); во-вторых, ничего не упоминается о людях из соколовского списка — а ведь, по утверждению Цвикке, он возглавлял отряд от эвакуации из Тобольска до кровавой ночи 16–17 июля. Опять концы с концами не сходятся… А вот что вполне определенно, так это то, что Юровский — в подчинении даже не непосредственно у Цвикке, а у Цельмса. Кстати, по свидетельству С. Ильичевой, в архиве Цвикке было найдено письменное свидетельство Цельмса, датированное 1938 годом: «В июле 1918 года часть отряда, руководимая Я. Цвикке, выполнила боевое задание по ликвидации Николая Романова, его семьи и свиты».

Запомним эти слова: «боевое задание». А пока стоит отметить, что при такой раскладке Ян Мартинович безусловно участвовал в расстреле — он просто не мог не участвовать…

Есть ли этому свидетельства? Да, только косвенные. Шифровальщик М. Кованов в своих архивных записках сообщает: «В ночь на 17 июля в Дом Ипатьева прибыли два члена ЧК — Ермаков и другой, неизвестный». Кто этот неизвестный? При той раскладке, которую мы имеем, учитывая эти новые данные, это несомненно, Цвикке.

Опять в дымовой завесе сверхсекретности…

Но и это еще не все. В книге «Ясные дали великого пути» есть такой пассаж: «Мы привезли трупы к яме и побросали их туда. Наутро приехал председатель Уралсовета А. Белобородов и ахнул: тела лежат голые у всех на виду! Люди из моего отряда и рабочие Ермакова разожгли два костра, взяли бензин, кислоту, все сожгли — даже трупы собак туда кидали, там все перемешалось».

Читатель, не сочти за труд, перечитай любую, наугад, книгу о тех кошмарных днях, и ты увидишь, что Я. Цвикке противоречит в каждой детали этого жуткого рассказа всем без исключения авторам. Что это, как же понимать? Или у Яна Мартиновича на старости лет «крыша поехала»? Или все прочие лгали — тогда почему? А может, сам Цвикке подпускает нам дезу? Еще одна загадка, еще одна головная боль для историков…

Но самое оглушительное я приберегаю под конец. Помните слова Я. Цельмса: «боевое задание»? Помните, что я писал в начале этой статьи о сверхсекретном и сверхцентрализованном характере всей миссии Цвикке? Пора наконец назвать имена тех, кто дергает все ниточки. Ян Мартинович, еще раз вам слово:

«Ленин устроил совещание с товарищами Дзержинским, Лацисом, Петерсом. Решено было перевести царскую семью в Екатеринбург».

Вот оно! Вот кто правит бал всей операции! Спецслужба! Этим объясняется все: и сверхсекретность, и необычайно широкие полномочия Я. Цвикке, и подчинение ему партийных «фюреров» Перми, Екатеринбурга и Тобольска, и явная подсадная утка миссии В. Яковлева (который метался на транссибирской магистрали, рисковал жизнью, играл ва-банк — и не знал, что он — шестерка, а наверху все схвачено и игру ведет совсем другой кукловод).

В пользу этой версии говорит как раз тот факт, что никогда, ни в одной публикации не фигурировало имя Феликса Эдмундовича по отношению к екатеринбургской (и пермской) трагедии. Удавалось засветить даже Ленина, не говоря уже о Свердлове, он вообще в этой истории мальчик для битья, но Дзержинский всегда оставался в тени. Так и должно быть в уважающей себя спецслужбе: что за тайная полиция, если ее действия перестают быть тайной? Да еще в деле ликвидации императорской семьи — страшно даже выговрить!

Цвикке сообщает и еще одну любопытную деталь: «Книжка Лермонтова „Демон“ служила между мной и Лениным для обмена шифрованными посланиями и соответственными донесениями Ильичу». Лихо: Э. Радзинский пишет о шифровке, которую Ф. Голощекин получил от Берзина перед акцией 16–17 июля. Шифровке, где было «добро» на ликвидацию. А Цвикке, выходит, имел параллельную связь с гораздо более высокой инстанцией. Что это? Если не вранье, значит, еще одно запутывание следов. Снова тень спецслужбы.

И наконец — самое сногсшибательное. С. Ильичева рассказывает, что Цвикке показал ей бумагу на имя Родионова (то есть его самого) на предмет выдачи отряду особого назначения крупной суммы денег. В бумаге было написано следующее: «Петр выдать. Член Ревоенсовета» и подпись. Две грамматические ошибки великого человека, комментирует Цвикке (попущена запятая после «Петр» и одна буква в слове «Реввоенсовет»). Дело в том, что подпись на документе — И. Сталин. Вот кто неграмотный!

Не знаю, как вам кажется, но, на мой взгляд, это — сенсация. И не только потому, что это собственноручно, самим Сталиным письменно засвидетельствованное, пускай косвенное, участие будущего супердиктатора в истории самого таинственного преступления XX века. Тут открытие похлеще. Ведь все историки всегда сходились на том, что Сталин резко пошел «в гору», к вершинам власти в конце 1919 года, после того как отошел в лучший мир Я. Свердлов и Ленину потребовалась новая «тень», новый беспрекословный исполнитель (он и решил, что нашел его в лице Кобы — надо же было Ильичу так опростоволоситься!). Но сталинская расписка с двумя ошибками неопровержимо свидетельствует: уже весной 1918 года (заседание Ленина с Дзержинским и его присными было 28 апреля) Иосиф Виссарионович имел доступ к стратегическим тайнам ВКП(б) и ЧК — то есть к высшим сферам власти. Причем эта посвященность в святая святых явно непропорциональна его скромной должности члена Реввоенсовета.